— Да, — откликнулся я. — Вот, значит, что произошло… Хорошо хоть теперь кое-что прояснилось.
— Я с самого начала подозревал что-то подобное, — заметил Стаббинс.
Я не ответил. Перешагнув через комингс, зажег спичку и поднял повыше, чтобы Стаббинсу, который поддерживал Джекобса под локоть, было видно, куда идти. Вместе мы уложили парня на койку и накрыли одеялом, поскольку его вдруг начало трясти как в ознобе. Он так и не сказал ни слова, и мы, оставив его лежать, поспешили на корму. По пути Стаббинс заметил, что Джекобс, должно быть, помешался из-за всего, что с ним случилось.
— Уверен, что бедняга спятил, — сказал он. — Парень не понимает ни слова из того, что ему говорят.
— Может быть, к утру он немного оправится, — ответил я.
Когда мы уже приближались к юту, Стаббинс снова заговорил.
— Они положили их в пустую пассажирскую каюту.
— Да, — кивнул я. — Вот бедняги!..
Тут мы подошли к толпе, и матросы расступились, давая нам подойти ближе к двери. Кто-то негромко спросил, как там Джекобс, и я ответил, что все в порядке: мне не хотелось пускаться в подробности.
Потом я заглянул в каюту. Лампа под потолком горела, и мне было все хорошо видно. В каюте было две койки; сейчас на каждой из них лежало тело. Капитан тоже был здесь — стоял, прислонившись к переборке. Лицо у него было встревоженное, но он молчал, погрузившись в задумчивость. Второй помощник возился с флагами, которыми он накрыл обоих матросов. Старший помощник что-то ему говорил, но так тихо, что я не расслышал и половины. Старпом выглядел подавленным, но меня это несколько удивило.
— Сломана шея, — донесся до меня обрывок его фразы. — А голландец…
— Я видел, — коротко ответил второй помощник.
— Двое сразу… Всего, значит, трое…
Тьюлипсон не ответил.
— Разумеется… несчастный случай… — продолжал бубнить старпом.
— Вот как? — переспросил второй помощник каким-то странным тоном.
При этих словах старпом удивленно покосился на него, но второй как раз накрывал краем флага лицо бедняги Джока и ничего не заметил.
— Это… это… — начал старпом и запнулся. После непродолжительного колебания он добавил еще несколько слов, которые я не разобрал, но в его голосе мне послышался страх.
Второй помощник словно не слышал. Наклонившись, он заботливо расправил флаг на теле, лежавшем на нижней койке. В этом поступке было столько неподдельного участия, что я невольно проникся к второму теплыми чувствами.
«Вот достойный человек!» — подумал я, а вслух сказал:
— Разрешите доложить, сэр: мы уложили Джекобса в кубрике.
Старпом подпрыгнул от неожиданности и уставился на меня так, словно увидел духа. Второй помощник тоже провернулся ко мне и хотел что-то спросить, но капитан его опередил.
— Что с ним? — спросил он, делая шаг вперед.
— Мне показалось, парень вроде как не в себе, — ответил я. — Но, быть может, когда он поспит, ему станет лучше.
— Что ж, будем надеяться, — промолвил капитан и, выйдя на палубу, стал медленно подниматься на ют по правому трапу.
Второй помощник шагнул к лампе и остановился там, а старпом, бросив на него беспокойный взгляд, поспешил за капитаном. Я проводил его взглядом, и тут меня осенило. Старпом, похоже, начал кое-что понимать. В самом деле, два несчастных случая один за другим… Он просто не мог не догадаться, что между ними существует некая связь. Только что слышанные мною обрывки его разговора со вторым помощником как будто подтверждали это. Не следовало сбрасывать со счетов и многочисленные мелкие происшествия, случавшиеся на корабле в разное время; тогда старпом над ними только посмеивался, но теперь… Уж не начал ли он наконец постигать их смысл — их зловещий, ужасный смысл?..
«Ага, мистер Все-Нипочем!.. — злорадно подумал я. — Теперь-то и вам придется несладко, коль вы начали что-то понимать!»
Потом мысли мои обратились к ожидавшему нас будущему.
— Помоги нам Бог!.. — вырвалось у меня.
Второй помощник в последний раз оглядел каюту, прикрутил фитиль лампы и вышел, закрыв за собой дверь.
— А теперь, ребята, — сказал он, обращаясь к матросам старпомовой смены, — ступайте отдыхать. Все равно мы больше ничего для них сделать не можем.
— Есть, сэр! — ответил нестройный хор голосов. Когда мы двинулись на бак, второй помощник внезапно спросил, сменил ли кто-нибудь впередсмотрящего.
— Нет, сэр, — ответил Куойн.
— Сейчас твоя очередь?
— Да.
— Тогда смени его поскорее, — посоветовал второй.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Куойн и поспешил на нос вместе с нами.
Мы уже отошли от юта, когда я поинтересовался у Пламмера, кто стоит на руле.
— Том, — ответил он. — Том стоит…
Почти одновременно с этими словами на палубу упали первые капли дождя, и я машинально посмотрел на небо. Оно было сплошь затянуто тучами.
— Похоже, будет шторм, — заметил я.
— Угу, — согласился Пламмер. — Придется спускать паруса.
— Как бы не объявили аврал. Тогда на палубу вызовут всех.
— Угу, — снова сказал Пламмер и зевнул. — А коли так, на кой отправлять старпомову смену спать?!
Матрос с фонарем первым спустился в кубрик, мы — следом.
— А где фонарь с нашей стены? — спросил Пламмер.
— Разбился, — коротко ответил Стаббинс.
— Как это — разбился? — удивился Пламмер.
Стаббинс замялся, и я ответил вместо него:
— Второй помощник уронил фонарь, когда мы были наверху, — объяснил я. — Кажется, его задело парусом.
А матросы старпомовой вахты, похоже, не собирались спать, во всяком случае — немедленно. Рассевшись по койкам и рундучкам, они принялись набивать трубки. Внезапно из носовой части кубрика, где и раньше было темновато, а теперь, когда у нас остался только один фонарь, стало совсем темно, донесся слабый стон.
— Кто это?! — испуганно спросил один из матросов, сидевший почти у самого входа.
— Тише! — шикнул на него Стаббинс. — Это он!
— Кто? — не понял Пламмер. — Джекобс?
— Да, — кивнул я. — Вот бедняга!
— А что там случилось-то? — спросил другой матрос, показывая наверх движением головы.
Прежде чем я успел ответить, Стаббинс вскочил.
— Второй помощник зовет, — громко сказал он. — Пошли, ребята.
И он первым выбежал на палубу.
Пламмер, Джаскетт и я бросились следом. Погода испортилась окончательно, ветер усилился, и пошел сильный дождь. Пока мы пробирались к юту по мокрой палубе, до нас донеслась команда второго помощника:
— Все на гитовы и гордени! Спустить грот-бом-брамсель!
