час — не находя в себе сил вновь встать на ноги и покинуть кладбище.
Но я и сейчас не уверен, за нее ли тогда молился — или же за самого себя.
Перевод Г. Шокина
Примечание
Архивный рассказ, машинописный текст (до правки популяризатором творчества автора С. Дж. Хендерсоном) датируется приблизительно 1934 годом. Был опубликован в составе фэнзина «Лики огня» (Pictures in the Fire). Считается, что изначально главный герой рассказа был безымянным, напрямую назвать его О’Доннелом, другом Кирована из популярного говардовского хоррорного цикла, счел нужным Хендерсон, делавший правку текста перед печатью. «Странные» образы антагониста-горгульи и загадочного демона-жабы роднят этот малопопулярный рассказ по духу с историями Лавкрафта, хотя образ «девы в беде» уже гораздо более характерен для самого Говарда.
Многие, вероятно, помнят «Туза» Йессела, негритянского боксера-тяжеловеса, чьей подготовкой я занимался несколько лет назад. Он получил такое прозвище за то, что был цветом кожи черен, как туз пик. Его рост на четыре дюйма побивал планку в шесть футов [9], и проходил он по супертяжелой весовой категории — все двести тридцать фунтов [10] живой массы! Он двигался с плавной легкостью гигантского леопарда, и его гибкие мускулы так и перекатывались под блестящей кожей. Обладая ловкостью, удивительной для столь крупного мужчины, он нес в каждом огромном кулаке сокрушительную силу отбойного молотка.
Я считал, что он способен на равных соперничать с любым боксером, который мог в те времена выйти против него на ринг. Во всем, кроме одного — у парня напрочь отсутствовал инстинкт убийцы. Да, смелости ему было не занимать, и он доказывал это неоднократно, но Туз довольствовался в основном тем, что во время боя переигрывал своего оппонента по очкам, набирая только достаточное преимущество, чтобы не проиграть.
Время от времени зрители освистывали его, но от этих насмешек его добродушная ухмылка только становилась шире. Впрочем, его бои неизменно привлекали большое внимание, потому что в тех редких случаях, когда он был выведен из игры в обороне или когда ему противостоял равный по смекалке боец, которого Туз просто вынужден был нокаутировать, чтобы победить, фанаты наблюдали настоящий бой, который будоражил их кровь. Однако снова и снова Туз отступал от ослабевшего противника, давая побежденному время прийти в себя и вернуться к атаке, — тем временем толпа бесновалась, а я рвал на себе волосы.
Единственной неизменной преданностью в беззаботной жизни Туза было фанатичное поклонение Тому Молинау — первому чемпиону Америки и крепкому цветному бойцу; по мнению некоторых авторитетов, величайшему чернокожему боксеру, который когда-либо жил.
Том Молинау умер в Ирландии сто лет назад, но память о его доблестных подвигах в Америке и Европе стала прямым стимулом Туза Йессела к действию. Мальчишкой работая на пристани, он услышал рассказ о жизни и сражениях Тома, и эта история подтолкнула его к кулачным боям. Самой ценной вещью Туза был рисованный портрет старого бойца. Он обнаружил эту реликвию (ведь даже резные гравюры с изображением Молинау — большая редкость) в коллекции одного лондонского спортсмена, и для того, чтобы владелец просто согласился продать ее, одолел того в бою. Чтобы заплатить за картину, он выложил все, что сумел заработать за четыре боя, но все равно посчитал цену слишком низкой. Туз заменил оригинальную раму на посеребренную — и это тоже обошлось недешево, если учесть, что портрет боксера был написан в полный рост.
Но никакие почести не могли быть чрезмерными для «миста Тома»; чтобы покрывать их стоимость, Туз увеличил количество проводимых боев.
Наконец мои мозги и бронебойные кулаки Туза расчистили нам дорогу на самый Олимп. Мой подопечный превратился в настоящую грозу среди тяжеловесов, и менеджер чемпионской лиги был готов подписать с нами контракт не глядя… но внезапно на нашем пути встало неожиданное препятствие.
На горизонте появился небывалый титан, затмивший всех иных кандидатов на титул — и моего парня заодно. Титана того прозвали «Живодер» Гомес, и прозвище это явно прилипло к нему не в шутку. «Гомес», как оказалось, — тоже часть псевдонима; так его впервые объявили на ринге. Подсказал это имя испанец, который нашел Живодера, чистокровного сенегальца, в западных районах Африки и привез этот дикий талант в Америку.
Наверное, лишь раз в столетие в бокс приходит человек, похожий на Гомеса в бою, — прирожденный убийца, прорывающийся сквозь «золотой» состав бойцов подобно быку, ломящемуся через сухостой. Гомес был подлинным дикарем, зверюгой, и всю недостачу боксерского мастерства восполнял яростью атак, непрошибаемостью каркаса и бесовской мощью рук. С того часа, как он появился в Нью-Йорке с длинным шлейфом побед в Европе за спиной, никто не сомневался, что любого бросившего ему вызов Гомес разобьет наголову играючи. Наконец против него, горделиво возвышающегося над отправленными в нокаут соперниками-тяжеловесами, выставили белого чемпиона. Тот не соглашался, чуя, что станет лишь одним из имен в списке бывших победителей, однако публика требовала проведения судьбоносного матча.
Туз Йессел стал единственным изо всех претендентов первой лиги, кто не встречался с Гомесом в бою, — он выбыл из соревнований. В Нью-Йорке как раз начиналось раннее лето, и чемпионский титул сменил обладателя. Живодер Гомес, отродье черных джунглей, стал королем кулачного боя.
Спортивный мир и все фанаты бокса ненавидели и боялись нового чемпиона. Когда речь шла о жестокости на ринге, они были не против, однако Гомес и в жизни вел себя как немыслимо кровожадный тип. Сама его натура была черной и злобной. Он был первобытен, как примат, — настоящее воплощение варварства, из ямы которого человечество так мучительно долго выкарабкивалось и куда люди ныне взирали с трепетом и недоверием.
Продолжался поиск Белой Надежды, но результат был всегда одинаков. Претендент за претендентом падали под ужасными ударами Живодера, и наконец остался всего один-единственный человек, с которым не скрещивал перчатки Гомес, — Туз Йессел.
Я не решался бросать своего парня на бойца, подобного Гомесу, поскольку чувства, которые я испытывал к этому бóльшому добродушному негру, не исчерпывались лишь дружеской симпатией менеджера к своему боксеру. Туз был для меня гораздо большим, чем просто средством заработка, ибо я знал: в его черной груди бьется поистине благородное сердце. Мне претила сама мысль о том, что его превратит в бесчувственную отбивную тип, которому, как я нутром
