родимое пятно или бородавку, то у честного божьего человека не должна пойти кровь. Найдя такую отметину, служители сделали прокол, из которого тут же выступили ярко-рубиновые капли.
— Ведьма! — хрипло произнес Грегор, чувствуя на себе взгляд Эмилии.
Пожилую рабыню Магду, которая была весьма тучной женщиной, выволокли на улицу перед костелом, где уже ждал огромный чан с водой. Связав правую руку с левой ногой и левую руку с правой ногой за спиной, они бросили служанку в него. Магда упала в воду, дергаясь всем телом. Грегор кивнул, и служители наглухо закрыли чан деревянной крышкой, а спустя три минуты сняли. Церковь в лице инквизитора считала, что вода священна и не сможет принять ведьму. Засучив рукава, они подхватили тело служанки и выволокли, бросив на землю.
— Если она чиста перед Богом, то он забрал ее к себе, — в тишине голос Грегора напоминал камнепад в горах: негромкий, нарастающий к концу речи.
Магда закашлялась, изо рта и носа хлынула вода. Лежащая ведьма в темной одежде сливалась с мокрой землей, в которую вскоре и отправится. Горожане за спиной Ниотинского ахнули, зашептались и попятились в страхе, а виновную в колдовстве повели на помост рядом с костелом.
Ведьма горела, ее тело клеймили языки пламени. Закрыв глаза, она громко читала непонятные заклинания на латыни, не морщась от боли. Грегор на секунду усомнился, что огонь обжигает, но, сделав шаг к нему, ощутил жар. Он испытывал мрачное удовольствие от правосудия, которое творил. Затянутое грязными тучами небо разразилось дождем. Вода сначала несмело застучала по крыше костела, а после пеленой наползла на разведенный костер. Пока умирала пособница Дьявола, инквизитор распорядился повесить осужденных ранее на толстых ветках дуба перед церковью. Платья ведьм развевал ветер, задирал мокрые юбки, словно указывал на их порочность и распутство. Тела женщин покачивались взад-вперед, как маятники.
Ниотинский обвел взглядом собравшихся на площади. Решив, что на сегодня достаточно, он кивнул бургомистру.
— Расходитесь! Суд продолжит работу завтра на рассвете.
Грегор спустился с помоста и направился в костел. На днях должен прибыть гонец из Ватикана с новым назначением, поэтому Ниотинскому необходимо отчитаться в очищении Бамберга и отбыть, как думал он, в Испанию. Слухи о скоплениях дьявольских отродий в тех землях доползли до него, и Ниотинскому хотелось поскорее пуститься в обратный путь. Лишь одно окрашивало планы в мрачно-кровавый, как его мантия, цвет — Эмилия.
«Убить, — билось в мыслях инквизитора. — Но как?»
— Ваше Преосвященство, — младший служитель протиснулся в узкие двери костела. — Прибыл гонец.
— Так быстро? Пригласи.
Когда из прохода потянуло жженой карамелью, Грегор понял, что за спиной отнюдь не гонец. Это была она.
— Ваше Преосвященство, — девушка присела, избегая встречаться взглядом. — Я пришла помолиться. Не знала, что вы здесь.
Ее целомудренный бледный вид и отстраненность заставили Грегора усомниться в том, что у них вообще что-то было.
— Вы мне не мешаете. Прошу.
У Эмилии дернулась рука в тонкой перчатке и сжалась в кулак. По лицу, словно рябь на воде, пробегали судороги. Ниотинский хмурился, гадая, зачем она зашла в костел, если еле терпит его воздействие на свою суть. Грегор ощутил несвойственное ему смущение.
Эмилия, склонив голову, сложила руки в молитвенном жесте, устроившись в первом ряду, ближе к алтарю. Инквизитор застыл, бездумно рассматривая ее фигуру. Мысли о гонце и послании от Папы, о планах на убийство разом улетучились. Грегор оттянул воротник, будто бы тот начал мешать дышать, и громко сглотнул. Дочь бургомистра повернулась на звук, в янтарных глазах плясало адское пламя, а по ее губам скользнула довольная улыбка, от которой Ниотинского прошибло озарением.
Не прощаясь, он быстро вышел из костела, пересек две улицы, направляясь к судебному дому, в подвале которого дожидались своей участи обвиняемые в колдовстве. Крадучись, Грегор обогнул здание и приблизился к решеткам, которые едва ли выступали из-под земли. Инквизитор присел, пытаясь услышать хоть что-то. До него доносились обрывки слов, и только. Подняв голову, Грегор нашел второй вход в судебный дом. Он прокрался внутрь, спустившись по скользкой от влаги лестнице, и замер от звука знакомого голоса.
— Изабу Хокс, ты же понимаешь, какая судьба постигнет твою дочь? — бургомистр говорил спокойно, даже расслаблено, но что-то в его тоне вызвало у Ниотинского озноб.
— Никогда, слышишь, никогда ведьмы Бамберга не будут служить тебе. Vade retro, Satana! [21] — прошипела женщина.
«Сатана? Она назвала его Дьяволом?»
Грегор осторожно выглянул из проема. Люц Хёле стоял вплотную к кованой решетке, засунув руки в карманы штанов и наклонив голову к плечу.
— Никогда не понимал ваш род. Зачем вы на земле? Есть я, есть Он. Вы же — просто бельмо.
Ведьма искренне засмеялась, откинув голову так, что ее волосы коснулись пола темницы.
— Ты так и не понял? Мы и есть земля. Религия сменит свое название и распадется на множество осколков, как зеркало, ты и подобные тебе здесь ограничены непреложными правилами. А магия… Магия будет всегда.
Бургомистр поднял руку, рассматривая свою кисть перед ведьмой.
— Ты не посмеешь, — попятилась женщина. — Последствия закроют проход.
— Последний раз предлагаю служить мне, Изабу. Твой ответ?
Ниотинский высунулся наполовину из прохода, не в силах уйти. Машинально он сжимал эфес меча и пытался не дышать слишком шумно.
— Нет.
Бургомистр свел пальцы и щелкнул ими. Раздался еле слышный звук, и ведьма по ту сторону железных прутьев рассыпалась прахом, словно никогда и не существовала.
Ниотинский всего на секунду замер, раскрыв рот, а после неслышно сделал шаг назад, приготовившись к тому, что сейчас Люц Хёле выйдет и увидит его, стоящего за углом. Грегору казалось, что шум истошно стучащего сердца слышен даже на центральной площади Бамберга. Но глава города, весело насвистывая, двинулся дальше по проходу к другим заключенным.
Пусть Бог не вмешивается.
Дэн
Полет я не запомнил, полностью погрузившись в мысли. В иллюминатор не смотрел, бортовой телевизор выключил и прикрыл журналом, потому что видел в каждом отражающем предмете проклятую рыжую. Самолет попал в зону турбулентности и затрясся всем своим металлическим телом. В эти минуты мне эгоистично хотелось, чтобы он упал, разбился над Альпами, прекратив мои муки.
Австрия встретила снегом и сбивающим с ног ветром. Я сильнее запахнул пальто и поднял воротник, вжимая голову в плечи в попытке укрыться от холода. Внутренности застыли противным желе, заставляя непроизвольно морщиться. Зальцбургский аэропорт приветливо источал
