— А вот об этом, — сказал он, — мы и поговорим. Пошли.
1
Подумайте об этом таким образом, — посоветовал Уайзер пять минут спустя. Они сидели в ставшем популярным в последнее время кафе под названием «От обеда до заката». Заведение показалось Ральфу не особенно уютным, он предпочитал более старомодные закусочные, с сверкающие хромом и пахнущие жиром, но пирог был хорош, и хотя кофе и не соответствовал стандартам Лоис Чэсс — Лоис варила лучший кофе, какой он только пробовал в жизни, — он был горячим и крепким.
— Каким же? — спросил Ральф.
— Есть на свете несколько вещей, за которые человечество — в том числе и женская его половина — боролось всегда и продолжает бороться до сих пор. Не та ерунда, которая описана в исторических и прочих книгах, — по крайней мере в большинстве из них. Я говорю сейчас о самых основных вещах. Крыша над головой, чтобы укрыться от дождя. Печка и постель. Упорядоченная сексуальная жизнь. Здоровый кишечник. Но, быть может, самое основное вы, дружище, как раз утратили. Потому что на самом деле ничто на свете не может сравниться с хорошим сном по ночам, не так ли?
— Да, это вы верно подметили, — согласился Ральф.
Уайзер кивнул:
— Сон — это незримый помощник и целитель всех бедняков. Шекспир говорил, что это нить, связующая оборванный рукав забот, Наполеон называл его благословенным венцом ночи, а Уинстон Черчилль — один из величайших бессонных страдальцев в двадцатом столетии — говорил, что это единственное, что облегчало его глубокие депрессии. Все эти изречения я цитировал в своих курсовых работах, но и эти цитаты сводятся к тому, что я сейчас сказал: ничто на всем белом свете не может сравниться с хорошим сном по ночам.
— Вы сами сталкивались с этой проблемой, верно? — неожиданно спросил Ральф. — И поэтому вы… ну… поэтому берете меня под свое крыло, да?
Джо Уайзер ухмыльнулся:
— Значит, вот что я делаю?
— Думаю, да.
— Что ж, я это переживу. Ответ положительный. Я страдал бессонницей — мучился от медленного засыпания с тех пор, как мне минуло тринадцать. Вот почему я в конце концов написал даже не одну исследовательскую работу на эту тему, а целых две.
— А как у вас обстоит с этим сейчас?
Уайзер пожал плечами:
— Пока, по-моему, годик неплохой. Правда, и не лучший, но я справляюсь. В течение нескольких лет, когда мне было немногим больше двадцати, вопрос стоял куда серьезнее — я ложился в постель в десять, засыпал около четырех, вставал в семь и слонялся весь день, чувствуя себя персонажем из чужого ночного кошмара.
Ральфу это было так знакомо, что по его спине и предплечьям тут же побежали мурашки.
— А теперь настал черед для самой важной вещи, которую я могу вам поведать, Ральф, так что слушайте внимательно.
— Слушаю.
— Главное, за что вы должны ухватиться, состоит в том, что в основном с вами по-прежнему все в порядке, пускай даже большую часть времени вы и чувствуете себя дерьмом в проруби. Понимаете, сон сну рознь — есть плохой сон, и есть хороший сон. Если вам все еще снятся последовательные сновидения и, что, быть может, еще важнее, прозрачные сновидения, у вас по-прежнему хороший сон. И по этой причине рецепт на снотворное может оказаться для вас в настоящий момент самой поганой штукой на свете. Я знаю Литчфилда. Он неплохой малый, но уж очень любит свой рецептурный блокнот.
— Дважды согласен, — сказал Ральф, думая о Кэролайн.
— Если вы расскажете Литчфилду то, что рассказали мне, пока мы шли сюда, он выпишет вам диазепам, возможно, реланиум или ресторил, а может быть, даже валиум. Вы будете спать, но за это придется платить. Такие лекарства вызывают привыкание, они относятся к респираторным депрессантам и, что хуже всего, у ребят вроде нас с вами заметно сокращают БДГ-сон. Иначе говоря, сон со сновидениями… Как вам пирог? Я потому спрашиваю, что вы почти не прикоснулись к нему.
Ральф откусил большой кусок и проглотил его, не разобрав вкуса.
— Отличный, — сказал он. — А теперь объясните мне, почему нужно видеть сны, чтобы сон считался хорошим?
— Если бы я мог ответить на этот вопрос, я бросил бы продавать таблетки и стал бы сонных дел гуру. — Уайзер покончил со своим пирогом и теперь кончиком указательного пальца собирал большие крошки, оставшиеся в его тарелке. — БДГ означает быстрое движение глаз, и термины «БДГ-сон» и «сон со сновидениями» стали синонимами в восприятии широкой публики, но на самом деле никто не знает, как именно движение глаз спящего связано с его сновидениями. Вряд ли движения глаз отмечают «наблюдение» или «слежение», поскольку исследователи сна часто наблюдают их даже в тех случаях, когда испытуемые позже описывают свои сновидения как совершенно статичные — например, состоящие из одних разговоров вроде нашего. Точно так же никто по-настоящему не знает, откуда берется явная связь между прозрачными и последовательными сновидениями и общим душевным здоровьем: чем больше снов такого рода видит человек, тем лучше обстоят у него дела с психикой, и чем меньше — тем хуже. Тут существует настоящая шкала.
— Душевное здоровье — довольно общая фраза, — скептически произнес Ральф.
— Точно, — ухмыльнулся Уайзер. — Заставляет меня вспоминать наклейку на бампере, которую я видел пару лет назад: ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ — УБИВАЮ. Как бы там ни было, мы сейчас говорим о некоторых основных, поддающихся измерению компонентах: способность познавания, способность разрешения проблем как индуктивным, так и дедуктивным методом, способность улавливать взаимосвязь. Память…
— Память у меня сдает в последнее время, — заметил Ральф. Он подумал о том, как не мог вспомнить номер телефона кинотеатра, и о долгих поисках последнего пакетика растворимого супа в кухонном шкафчике.
— Ага, вероятно, у вас есть кое-какие пробелы в краткосрочной памяти, но ширинка у вас застегнута, рубашка не вывернута наизнанку, и, ручаюсь, если я попрошу вас назвать ваше второе имя, вы легко сможете его вспомнить. Я не преуменьшаю вашей проблемы — мне меньше всего этого хочется, — но я просто прошу вас изменить вашу точку зрения на одну или две минуты. Прошу подумать обо всех сферах вашей жизни, где вы по-прежнему нормально функционируете.
— Хорошо. А эти прозрачные и последовательные сновидения — они только показывают, насколько мы хорошо функционируем, вроде стрелки измерителя топлива в машине, или они на самом деле помогают нам функционировать?
— Никто точно не знает, но скорее всего и то, и другое — понемножку. В конце пятидесятых, примерно в то время, когда врачи очищали свои арсеналы от барбитуратов — последний из них, здорово популярный, был забавным наркотиком под названием талидомид, — несколько ученых даже выдвигали предположение, будто хороший сон, за который мы готовы грызться до упора, и сновидения не имеют никакого отношения друг к другу.
