— Может быть, она спит? — предположил он.
— С включенным везде светом?
— Наверное, просто задремала.
Он постучал по почтовому ящику и, пригнувшись, заглянул в щель.
— Все двери в коридоре открыты. Она должна была услышать. Похоже, свет горит повсюду.
Он громко позвал Эдит Метлок по имени. Ответа не последовало.
— Крис, давайте вызовем полицию, — сказала Джессика, медленно отступая от двери.
— Пока не надо. — Он поймал девушку за руку и на этот раз крепко сжал ее. — Давайте сначала убедимся, что здесь действительно что-то неладно.
— Неужели вы не чувствуете? — Джессика оглянулась на тени, окружавшие дом. — Здесь... так жутко... Как будто в темноте... что-то притаилось.
— Джессика, — мягко урезонивал Бишоп. — Вы сегодня пережили страшные минуты. Мы оба. Это на вас подействовало, и у вас разыгралось воображение... — У него самого воображение разыгралось ничуть не меньше. — Я загляну в дом с черного хода. А вам не лучше ли посидеть в машине?
На мгновение тревога вспыхнула в ней с новой силой.
— Нет, Крис, я вас одного не брошу, — твердо возразила Джессика.
Бишоп улыбнулся и пошел по газону, заглядывая на ходу в окна. Шторы были раздвинуты, и сквозь кружевные занавески он рассмотрел небольшую гостиную. На голом обеденном столе стоял горшок с растением. В комнате никого. Они обогнули угол одноэтажного здания, и Бишоп почувствовал, что в темноте Джессика почти вплотную прижалась к его спине. Почва у них под ногами стала мягче, будто они ступали по цветочной клумбе. Впереди было светло, и они прошли мимо непрозрачного окна, которое, как предположил Бишоп, являлось окном ванной комнаты. Еще более яркий свет впереди с непреодолимой силой оттеснял ночной мрак. Жалюзи в кухне тоже были подняты, и Бишоп невольно сощурился от резкого света люминесцентных ламп.
— Пусто, — сказал он Джессике. — Где-то там должна быть дверь на задний двор. Давайте посмотрим.
Задний фасад бунгало буквально утопал в море огней, и Бишоп подумал, что причиной тому был нервический страх живущей в одиночестве женщины. Хотя Эдит Метлок не показалась ему особой нервной.
Он толкнул дверь кухни и не удивился, обнаружив, что она заперта. Подергал ручку, затем постучал по стеклу. Может быть, она куда-нибудь вышла, а свет оставила, чтобы отпугнуть грабителей? Но почему свет горел повсюду? И почему не зашторены окна?
— Крис!
Бишоп обернулся и увидел, что Джессика смотрит в соседнее окно. Он быстро подошел.
— Посмотрите, — сказала она. — Там, в кресле.
Это была спальня. Сквозь гардины Бишоп разглядел пустую кровать, ночной столик, на котором стояла включенная лампа, хотя спальня и без того была прекрасно освещена, шкаф и комод. А в дальнем углу — кресло, в котором сидела женщина. Сквозь кружево было видно плохо, но он сразу понял, что это Эдит Метлок.
— Миссис Метлок! — Он постучал в окно. — Это Крис Бишоп и Джессика Кьюлек.
Ему показалось, что женщина шевельнулась и ее голова слегка повернулась.
— Почему она не отвечает? — спросила Джессика. — Что с ней, Крис?
У него мелькнула мысль, что у Эдит Метлок сердечный приступ, но ее поза противоречила этому предположению. Или она слишком напугана, чтобы отвечать?
— Попробую взломать дверь! — Бишоп вернулся к кухне и, нагнувшись, посмотрел сквозь узкую стеклянную панель, окаймлявшую дверь. И сразу увидел ключ, торчавший из замка с внутренней стороны. Встав к двери вполоборота, он размахнулся и ударил локтем по панели возле замка. Стекло разбилось и со звоном упало на пол кухни. Бишоп просунул руку в отверстие, стараясь не пораниться об острые края, и повернул ключ, облегченно вздохнув, когда замок щелкнул. Затем повернул ручку и толкнул дверь. Она не открылась. При нажатии сверху ощущалось какое-то слабое сопротивление, а когда он попробовал надавить снизу, дверь не поддалась вовсе. Он без колебаний разбил ногой стекло в нижней части двери и отодвинул задвижку. Дверь распахнулась.
Джессика прошла следом за ним, стараясь держаться как можно ближе. Эдит Метлок по-прежнему сидела в спальне с закрытыми глазами и не открыла их даже тогда, когда ее окликнули. Она застыла в напряженной позе, стиснув руками подлокотники и обратив лицо к светильнику на потолке.
— Она дышит, — сказал Бишоп, и тут же дыхание женщины стало глубже, грудь начала вздыматься, как будто его голос что-то пробудил в ней. Она приоткрыла рот и выдохнула, затем с шумом вдохнула воздух, и ее дыхание стало резким и порывистым. Джессика склонилась над медиумом и, взяв ее за плечи, стала окликать по имени. Но Эдит содрогалась от удушья, и Джессика с тревогой посмотрела на Бишопа. Он боролся с искушением дать медиуму пощечину, чтобы вывести ее из этого похожего на транс состояния, но опасался последствий внезапного шока. Вдруг Эдит Метлок резко наклонилась, и ее удушье прекратилось. Она просидела в этой позе несколько долгих секунд, затем медленно откинулась назад и глубоко вздохнула. Веки у нее задрожали и приоткрылись; показались малюсенькие, как точки, зрачки. Челюсть отвисла, губы задвигались, язык вяло заворочался во рту. Откуда-то из глубины гортани донеслось тихое невнятное бормотание.
— Она пытается что-то сказать, Крис. Вы можете разобрать слова?
Бишоп склонился над медиумом и прислушался. Мало-помалу слова становились отчетливей и в них появился какой-то смысл.
— Остерегайтесь... ее, — невнятно, но более или менее связно пролепетала Эдит Метлок. — Остерегайтесь... ее... Тьма... остерегайтесь ее...
По стадиону прокатился оглушительный рев болельщиков местной команды. Судья подсуживал; даже фэны команды противника, при всем их удовольствии от сомнительных решений в пользу их команды на протяжении всего матча, не могли этого не признать. В конце концов за пререкания с судьей получил замечание даже вратарь — а у него это было первое замечание за пятнадцать лет. Когда в воздух поднялась желтая карточка, ярость стадиона достигла апогея, и болельщики противника — кроме нескольких идиотов, не способных придержать язык, — воздержались от насмешек. Нарастающая враждебность начала их нервировать.
Местная команда прекрасно играла весь сезон, и фэны уже спали и видели, что она перешла в Первую лигу. Ее превосходство над всеми клубами Второй лиги было подавляющим. Успеху во многом способствовал великолепно проявивший себя бомбардир, выписанный из Италии за какую-то невероятную сумму (чтобы возместить убытки, клубу пришлось продать двух своих игроков — полузащитника и очень популярного левого крайнего, а также повысить цены на билеты). Но уже на десятой минуте итальянца унесли с поля на носилках с поврежденной ногой. В перерыве по стадиону с быстротой молнии пронесся слух, что ему сломали ногу. В двух местах.
