Корпус из розового дерева был украшен перламутровыми вставками и тонкой, хорошо сохранившейся росписью. На одной стороне футляра были изображены весы, на другой – человек в монашеском одеянии, заботливо склонившийся над другим человеком, больным или умирающим. На третьей стенке были нарисованы пучки трав и разноцветные шары. Выше, над этими шарами, помещалась небольшая золотая корона с виноградными листьями по ободку.
Роспись довольно странная… по крайней мере, прежде Дмитрий Алексеевич никогда не сталкивался с такими сюжетами… Какая связь между весами, травами и склонившимся монахом? И при чем тут цветные шары?
Почему Войтынский перед смертью пытался привлечь внимание к этим часам?
Или вовсе не к часам, а к чему-то совсем другому?
Что-то, какая-то ускользающая мысль промелькнула в голове Старыгина, что-то связанное с разноцветными шарами, но он не успел додумать эту мысль до конца, потому что в дальнем конце зала раздался едва слышный, но вполне отчетливый звук.
Старыгин выпрямился и успел заметить, как человеческая фигура метнулась к противоположной двери и скрылась за ней.
Значит, убийца Войтынского до сих пор прятался здесь, в кабинете математики, укрывшись за одним из огромных глобусов, и только сейчас убежал!
Старыгин, не раздумывая, бросился вслед за ним.
За дверью оказался новый коридор – но гораздо менее нарядный, чем все прежние, без цветных росписей и пышной лепнины, его своды были просто выбелены. И в конце этого коридора мелькнула все та же сгорбленная фигура. Старыгин побежал, его шаги громко отдавались от низких сводов, эхо множило их, и можно было подумать, что по коридору бежит целая толпа.
В конце коридора оказалась винтовая лестница, уходившая вниз, и туда, вниз по этой лестнице, убегал убийца.
Старыгин несся следом за ним, перескакивая через ступеньки и ежесекундно рискуя сломать себе шею, но расстояние между ними не уменьшалось.
Лестница кончилась, снова начался коридор, но это был уже мрачный коридор подвала, едва освещенный редкими светильниками, извилистый, с многочисленными поворотами и неожиданными развилками, с низкими и сырыми кирпичными сводами.
Здесь, в этих подвальных катакомбах, иезуиты, несколько веков владевшие всем огромным комплексом Клементинума, могли проводить тайные суды над еретиками и подвергать подозреваемых немыслимым пыткам…
В неверном свете мелькнула фигура человека, он быстро шел по коридору. На нем был короткий плащ или куртка с капюшоном, так что фигура казалась бесформенной, но по твердым, уверенным шагам можно было определить, что человек силен и очень опасен.
Человек свернул вправо по коридору, и Старыгин ускорил шаги, чтобы не потерять его из вида.
Подвалы были сухими, но холод подземелья проникал под куртку. Легкие с трудом проталкивали спертый воздух. Старыгин добежал до поворота. Этот коридор был гораздо уже и темнее, однако глаза уже привыкли к скудному освещению, и Старыгин хорошо видел фигуру впереди. Коренастый человек с широкими плечами, что-то в его походке казалось знакомым…
Убийца оглянулся и оскалил зубы в злобной усмешке, глаз его было не разглядеть из-за низко надвинутого капюшона. Здесь он допустил большую ошибку, поскольку не заметил ступенек, что шли вниз, споткнулся и упал с криком. Старыгин помчался вперед огромными шагами, осознав, что это последний шанс догнать неизвестного.
Ступени вели в полукруглый зал с низкими кирпичными сводами, и когда Старыгин добрался до места, слегка запыхавшись, убийца уже встал на ноги. В зале было темно, свет проникал из боковых коридоров, но Старыгин видел, как горят яростью глаза убийцы.
Раньше в пылу погони он не думал, как станет бороться с вооруженным человеком. Он и в рукопашном-то бою не слишком силен…
Убийца шагнул к нему, и Старыгин отскочил в сторону, дернув за плащ. Капюшон упал, и Старыгин вскрикнул:
– Пан Лойза! – хотя не очень удивился.
Действительно, это был тот самый человек, который представился им хозяином мельницы на реке Чертовке. Теперь Старыгин был уверен, что именно он убил двойника знаменосца, который значился на рисунке под номером двенадцать. Отчего же тогда он не убил их с Катаржиной, хотя имел возможность это сделать?..
Так или иначе, если тогда он отчего-то этого не сделал, то сейчас решил воспользоваться предоставленной возможностью.
Лойза попытался ударить Старыгина в лицо, тот снова отскочил.
«Только бы не нож, – подумал он, – чем он Войтынского-то приложил, хотелось бы знать…»
Он заметил, что противник движется как-то скованно, прижимая левую руку к боку, и постарался зайти слева. Внушительный кулак снова мелькнул возле его лица, но Старыгин отклонился, и удар пришелся в плечо. Если бы его угостили в челюсть, не миновать больницы, решил Старыгин и двинул своего противника в левый бок. Тот громко чертыхнулся, послышался треск, и на пол выпал бумажный рулон. Вот отчего Лойза так скованно держался, он прятал рулон под плащом, прижимая к груди. Лойза отпихнул Старыгина и бросился поднимать рулон. Теперь они боролись на полу, слышался треск разрываемой бумаги. Старыгин с трудом поднялся, топча ногами мятые клочки, и тогда Лойза, у которого освободились руки, угостил его отличным ударом в солнечное сплетение.
Старыгин охнул и осел на пол. Перед глазами замелькали красные мухи. Когда же он пришел в себя, он осознал, что сидит на полу в темном каменном помещении, где пахнет плесенью и нет света. Он поднялся с трудом и удивился, что голова не кружится, ощупал себя и понял, что может идти. Под ногами валялись его бумажник и разные мелочи, что выпали во время драки. Старыгин не глядя сгреб все в кучу и запихал в карман. Затем он побрел по длинному коридору, делая усилия, чтобы не останавливаться.
Шаги убийцы доносились откуда-то издалека, и обманчивое эхо сбивало Старыгина с толку, мешало ему правильно определить направление. Он, видимо, свернул не в ту сторону и скоро совершенно потерял дорогу.
Стало гораздо сырее. Шаги убийцы постепенно стихли в таинственной глубине подземелья, и наступила глухая тишина, изредка нарушаемая только падающими с потолка каплями.
Старыгин растерянно огляделся. Он понял, что преследование незнакомца было глупым и совершенно бесполезным и только усугубило его положение.
Он повернул назад и неуверенно двинулся туда, откуда пришел, стараясь припомнить дорогу.
Коридоры бесконечно ветвились, и очень скоро он понял, что полностью утратил направление.
Прежде он считал, что неплохо ориентируется, но то было в лесу или под открытым небом, где существуют десятки примет, по которым можно определить направление, – мох на стволах деревьев или на камнях, по-разному растущие ветки и травы… не говоря уже о солнце днем или о звездах ночью.
