Как я думаю я уже сказал тебе, реакция Роджера на «Фотографии жертвоприношения» была еще более сильной и непосредственной, чем моя. Он спустился ко мне в офис так, будто к его пяткам были привязаны ракеты, оставив двух дистрибьюторов ожидать его в офисе (а, как однажды сказал Фленнери О'Коннор, хорошего дистрибьютора сложно найти), и когда я показал ему фотографии, он побледнел, закрыл рот рукой и издал ужасный рыгающий звук, так что я был скорее прав, чем ошибался относительно качества снимков (учитывая обстоятельства, «качество» – странное слово, чтобы его употреблять, но оно кажется единственным подходящим).
Он подумал минуту или две, затем сказал мне, что лучше позвонить в полицию Централ Фоллз, – но больше никому не говорить об этом. «Они ведь могут оказаться подделками», – сказал он. – «но лучше быть уверенным. Положи их в конверт и больше не прикасайся к ним. Там могут быть отпечатки».
– Они не выглядят поддельными, – сказал я. – Не так ли?
– Нет, не выглядят.
Он вернулся к дистрибьюторам, а я позвонил в полицию Централ Фоллз, тогда состоялся мой первый разговор с Иверсоном. Он выслушал всю историю и записал номер моего телефона. Он сказал, что перезвонит мне через пять минут, но не сказал почему.
На самом деле он перезвонил через три минуты. Он сказал принести фотографии в 31-й участок по адресу 140 Парк-авеню Саус, и что нью-йоркская полиция отправит «Фотографии жертвоприношения» в Централ Фоллз.
– Мы получим их в три пополудни, – сказал он. – Может даже раньше.
Я спросил его, что он намеревается делать до тех пор.
– Не много, – сказал он. – Я собираюсь послать человека в штатском в этот «Цветочный дом», чтобы выяснить, работает ли там Детвейлер или нет. Надеюсь, это не вызовет подозрений. Пока я не увижу фотографии, мистер Кентон, это все, что я могу сделать.
Мне пришлось прикусить язык, чтобы не сказать ему, что он может сделать еще очень много. Я не хотел, чтобы от меня отделались, как от типичного назойливого жителя Нью-Йорка, и я не хотел рассердить этого парня с самого начала. И, напомнил я себе, Иверсон еще не видел фотографий. Как я полагаю, при данных обстоятельствах он делал все, что мог, исходя из звонка незнакомца, незнакомца, могущего оказаться эксцентриком.
Я заставил его пообещать перезвонить мне, как только он получит фотографии, и затем я отнес их в 31-й участок. Они ждали меня; сержант Тиндейл встретил меня в приемной и взял конверт с фотографиями. Он также взял с меня слово, что я останусь в офисе, пока они не дадут мне знать.
– Шеф полиции Централ Фоллз…
– Не он, – сказал Тиндейл так, будто я говорил о дрессированной обезьянке. – Мы.
Во всех фильмах и романах говорится правда – не слишком много проходит времени, прежде чем начинаешь ощущать преступником самого себя. Так и ждешь, что кто-нибудь направит яркий свет тебе в лицо, закинет ногу на старый, видавший виды стол, откинется назад, выпустит сигаретный дым тебе в лицо и скажет «О'кей, Кармоди, куда ты спрятал трупы?». Сейчас мне смешно, но тогда я точно не смеялся.
Я хотел, чтобы Тиндейл взглянул на снимки и сказал мне, что он думает о них – были ли они подлинниками или нет – но он просто прогнал меня, напомнив мне «быть поблизости». Начинался дождь, а я не поймал такси, и к тому времени, как я прошел семь кварталов к «Зенит Хаус», я промок до нитки. А еще я съел пол-упаковки Тамс.
Роджер был у меня в офисе. Я спросил у него, ушли ли дистрибьюторы, и он махнул рукой в их направлении.
– Отослал одного обратно в Куинс, а другого – в Бруклин, – сказал он. – Воодушевленными. Они продадут остальные пятьдесят копий «Муравьев из ада» между собой. Придурки.
Он прикурил сигарету.
– Что сказали копы?
Я передал ему слова Тиндейла.
– Зловеще, – сказал он. – Чертовски зловеще.
– Тебе они показались настоящими, не так ли?
Он подумал, затем кивнул.
– Настоящими как дождь.
– Хорошо.
– Что значит хорошо? В этом нет ничего хорошего.
– Я только хотел сказать…
– Ага, я знаю, что ты хотел сказать.
Он встал, потряс ногами, как делал это всегда, и сказал позвонить ему, если я что-нибудь узнаю.
– И ничего никому не говори.
– Херб заглядывал сюда пару раз, – сказал я. – Мне кажется, он думает, что ты собираешься уволить меня.
– Достойная идея. Если он спросит тебя… солги.
– Точно.
– Всегда приятно лгать Хербу Портеру.
Он остановился у двери, собираясь сказать что-то, а затем Ридли, курьер, прошел мимо, толкая перед собой корзину с отбракованными рукописями.
– Ты провел тама почти все утрицо, мист Адлер, – сказал он. – Буш уволивать миста Кентона?
– Убирайся отсюда, Ридли, – сказал Роджер. – А если не прекратишь оскорблять всю свою нацию таким отвратительным искажением речи, я уволю тебя.
– Угумс, мист Адлер! – сказал Ридли и потолкал свою корзину обратно. – Ясненько! Ясненько!
Роджер посмотрел на меня и закатил глаза в отчаянии. «Как только что-нибудь узнаешь», – повторил он и ушел.
Я получил весточку от шерифа Иверсона сегодня днем. Их человек обнаружил, что Детвейлер находился в «Цветочном доме», как всегда за работой. Он сказал, что «Цветочный дом» – это аккуратное сооружение на улице, «идущей под уклон» (фраза Иверсона). Его человек зашел внутрь, купил две красные розы и вышел наружу. Миссис Тина Барфилд, официальный владелец магазина, судя по бумагам из досье городского управления, ждала его. Парень, который занимался цветами, обрезал их и оборачивал, носил на груди табличку с именем «КАРЛОС». Человек Иверсона сказал, что тому примерно двадцать пять, смуглый, выглядит неплохо, но тучен. Человек выглядел очень напряженным; почти не улыбался.
За магазином находится исключительно длинная оранжерея. Человек Иверсона обратил на нее внимание, и миссис Барфилд сказала ему, что теплица была длинная, как квартал; она сказала, что ее называют «маленькие джунгли».
Я спросил Иверсона, получил ли он фотографии. Он ответил, что нет, но просто хотел сказать мне, что Детвейлер был там. Это принесло мне облегчение – я не против того, чтобы сказать тебе об этом, Рут.
В общем, акт III, сцена I, и сюжет захирел, как мы, парни из писательского бизнеса, любим говорить. Мне позвонил сержант Тиндейл из 31-го участка. Он сообщил мне, что в Централ Фоллз получили фотографии, что Иверсону потребовался один взгляд на них, чтобы приказать доставить Карлоса Детвейлера для допроса. Тиндейл хотел, чтобы я немедленно явился в 31-й участок сделать заявление. Мне нужно было принести с собой рукопись «Инвазии демонов» и все письма от Детвейлера. Я сказал ему, что буду счастлив прийти в 31-й участок, как только снова переговорю с Иверсоном.
– Пожалуйста, никому не звоните, – сказал Тиндейл. – И никуда – никуда, мистер Кентон – не ходите, пока не напишите заявления.
Весь день я провел в расстроенных чувствах. Мое состояние скорее ухудшалось, чем улучшалось, наверное, поэтому я заговорил на повышенных тонах.
– Вы говорите так, будто я единственный подозреваемый.
– Нет, – сказал он. – Нет, мистер Кентон.
Пауза.
– Пока нет.
Еще пауза.
– Но ведь он послал Вам фотографии, не так ли?
На мгновение я был так изумлен, что мог только открывать рот как рыба. Затем я произнес:
– Но ведь я объяснил это.
– Да, объяснили. А теперь Вам необходимо прийти сюда и выложить все на бумагу.
Тиндейл повесил трубку, оставив меня с чувством злобы и, отчасти, ощущения реальности происходящего, но я солгу тебе, Рут, если не скажу, что более всего я чувствовал страх.
Я заскочил в офис Рождера, рассказал ему, что происходит так быстро и вразумительно, как мог, а затем отправился к лифту. Ридли вышел из отдела корреспонденции, толкая перед собой свою тележку, пустую на этот раз.
– Проблемы с законом, мист Кентон? – хрипло прошептал он, когда я проходил мимо – я говорил тебе, Рут, ничто не способствовало улучшению моего душевного спокойствия.
– Нет! – сказал я так громко, что двое человек, идущих по вестибюлю, обернулись на мой голос.
– Потому как, если да, то мой кузен Эдди – неплохой адвокат. Угумс!
– Ридли, – сказал я. – В какой колледж ты ходил?
– В Корнелл, мист Кентон, это было клево! – Ридли усмехнулся, показав зубы, белые как клавиши пианино (и такие же многочисленные, даже трудно поверить).
– Если ты ходил в Корнелл, – сказал я. – Почему, Бога ради, ты разговариваешь подобным образом?
– Енто каким образом, мист Кентон?
– Ладно, не важно, – сказал я, бросив взгляд на часы. – Всегда приятно пофилософствовать с тобой, Ридли, но у меня назначена встреча, и мне нужно бежать.
– Угумс! – сказал он, снова сияя своей непристойной ухмылкой. – А если вам нужен номерок телефона моего кузена Эдди…
Но к тому времени я уже был в вестибюле. Всегда облегчение, когда удается отделаться от Ридли. Надо полагать, ужасно говорить такие вещи, но мне хочется, чтобы Роджер уволил его – глядя на эту широкую ухмылку, состоящую из клавиш пианино, я удивлюсь, если Ридли не заключил договор, по которому обязан пить кровь белого человека до второго пришествия. Вместе со своим кузеном Эдди, конечно.
