какие-то женщины в белых чепцах, а за ними, среди крестов, мелькала темная риза священника.
– Они были убийцами и ворами, но теперь они мертвы, – пробормотал Макс Фортен.
– Почтение к мертвым, – напомнил мэр Сен-Жильда, провожая взглядом банналекцев.
– Если верить этому свитку, то священник проклял Мари Тревек с острова Груа и ее потомков, – сказал я, тронув Ле Бьяна за руку. – Я знаю об одной Мари Тревек, которая вышла замуж за Ива Тревека из Сен-Жильда…
– Это она и есть, – подтвердил Ле Бьян, бросив на меня косой взгляд.
– О! Значит, это предки моей жены.
– Вы боитесь проклятия?
– Что? – рассмеялся я.
– Но был же случай с Пурпурным Императором, – робко сказал Макс Фортен.
Вздрогнув, я взглянул на него, но тут же пожал плечами и поддел ногой гладкий кусок камня, который лежал у края ямы, полузасыпанный гравием.
– Думаете, Пурпурный Император допился до чертиков из-за того, что происходил от Мари Тревек? – презрительно спросил я.
– Конечно нет, – поспешно ответил Макс Фортен.
– Конечно нет, – пропищал мэр. – Я просто… Эй! Что это вы пинаете?
– А? – Я посмотрел под ноги, невольно ткнув носком сапога еще раз в то же место. Гладкий камень поддался и выкатился из разрыхленного гравия.
– Тридцать девятый череп! – воскликнул я. – Черт побери, это башка Черного Монаха! Смотрите! На ней и правда выжжен наконечник стрелы!
Мэр попятился. Отступил и Макс Фортен. Некоторое время я молча смотрел на них, а они – куда угодно, только не на меня.
– Мне это не нравится, – наконец произнес мэр сиплым, высоким голосом. – Совсем не нравится! В свитке сказано, что он вернется в Сен-Жильда, когда его останки будут потревожены. Мне это не нравится, мсье Даррел…
– Чушь! – отмахнулся я. – Сейчас этот старый черт в таких местах, откуда ходу нет. Ради всего святого, Ле Бьян, о чем вы толкуете? 1896-й год на дворе!
Мэр посмотрел на меня.
– А еще там сказано: «Англичанин». Вы – англичанин, месье Даррел, – объявил он.
– Вы прекрасно знаете, что я – американец.
– Это одно и то же, – упрямо сказал мэр Сен-Жильда.
– Нет, не одно и то же! – взвился я и столкнул этот чертов череп ногой на дно ямы. – Засыпьте его. Можете и свиток закопать вместе с ним, если уж вы так настаиваете, но, по-моему, лучше было бы отослать его в Париж. Не смотрите так мрачно, Фортен! Или вы и правда верите в призраков? Эй! Да что с вами такое в самом деле? На что вы уставились, Ле Бьян?
– Пойдемте, пойдемте, – дрожащим голосом забормотал мэр, – пора нам убираться отсюда. Вы видели? Ты видел, Фортен?
– Видел, – прошептал Макс Фортен, бледный от испуга.
И они вдвоем припустили по залитому солнцем пастбищу, а я поспешил за ними, требуя объяснить, в чем дело.
– Спрашиваете, в чем дело? – пропыхтел мэр, задыхаясь от возмущения и ужаса. – Череп сам переместился вверх, обратно из ямы!
С этими словами он рванул во всю прыть, и Макс Фортен тоже прибавил ходу. Я проводил их взглядом, повернулся к яме и собственным глазам не поверил: череп снова лежал на краю карьера, точно там же, откуда я столкнул его вниз. Несколько секунд я таращился на него, ощущая, как невыразимый холод крадется по спине и все волосы на загривке становятся дыбом. Потом я повернулся и пошел прочь, стараясь не заорать. Так я сделал пару десятков шагов, но тут меня поразила абсурдность всего происходящего. Я остановился, сгорая от стыда и досады, и двинулся обратно.
Череп лежал на том же месте.
«Я сбросил туда какой-то камень вместо черепа», – пробормотал я себе под нос и прикладом ружья толкнул череп за край ямы. Когда он ударился о дно, Малыш, мой пес, внезапно поджал хвост, заскулил и понесся прочь через вересковую пустошь.
– Малыш!
Но в ответ на мой удивленный и сердитый окрик он лишь прибавил ходу. «Что за чудеса с этой собакой? – подумал я. – Никогда такого не было».
Машинально я заглянул в яму, но черепа не увидел. Я перевел взгляд. Череп снова лежал у моих ног, почти вплотную.
– Боже правый! – выдохнул я и вслепую ударил по нему прикладом.
Череп взлетел и кружась покатился по стенкам ямы на дно. Я смотрел на него, затаив дыхание, растерянный и смущенный. Потом попятился от ямы прочь, не сводя с нее глаз. Шаг, десять, двадцать… Глаза мои всё еще были прикованы к яме: я почти ожидал увидеть, как эта ужасная штука выкатывается наверх. Наконец, я повернулся к раскопу спиной и зашагал домой через поросшую дроком и вереском пустошь. Дойдя до дороги, ведущей от Сен-Жильда к Сен-Жюльену, я бросил последний торопливый взгляд через плечо. В ярких лучах солнца на краю ямы белело что-то голое и круглое. Возможно, это был камень; их тут валялось предостаточно.
II
Войдя в сад, я сразу увидел Малыша, развалившегося на каменном крыльце дома. Он искоса посмотрел на меня и вильнул хвостом.
– И тебя совсем не мучит совесть, глупый ты пес? – спросил я, оглядывая верхние окна в поисках Лис.
Малыш перекатился на спину и протестующе поднял переднюю лапу, словно отгоняя беду.
– Не веди себя так, как будто у меня привычка избивать тебя до смерти, – возмутился я, и не зря: сроду я не поднимал руки на это свинское животное! – И нет, не подходи. Даже не думай, что я расчувствуюсь и стану над тобой кудахтать. Пусть этим занимается Лис, если захочет, а мне за тебя стыдно, и вообще, пошел ты к черту!
Малыш юркнул в дом, а я пошел следом и сразу поднялся на второй этаж, в будуар жены. Но там никого не было.
– Куда она подевалась? – растерялся я, пристально глядя на Малыша, который уже был тут как тут. – Ага, вижу. Ты не знаешь. Не делай вид, будто тебе что-то известно. И пошел прочь с дивана! По-твоему, Лис обрадуется, если у нее весь диван будет в шерсти?
Я позвонил в колокольчик и услышал от Катрин и Фины, что они не знают, куда ушла «мадам». Тогда я пошел к себе, принял ванну, сменил слегка перепачканный охотничий костюм на домашний с теплыми, мягкими бриджами и, уделив еще несколько минут своему туалету (теперь, женившись на Лис, я стал к этому особо внимателен), спустился в сад и уселся на стул под фиговыми деревьями.
– Где она может быть? – задумался я.
Малыш бочком подкрался ко мне в поисках утешения, и я простил его ради Лис. Он сразу оживился и принялся прыгать.
– Ты, прыгучий бесенок, – проворчал я, –
