Бруно фыркнул.
— И все-таки у нее нет оружия, — сказал Томми.
— Готов поставить на это свою жизнь? — спросила я. При этом я улыбнулась и очень медленно завела руку за спину. Пусть подумают, что у меня сзади на поясе кобура. Томми сразу же подобрался и потянулся к пистолету. Если он достанет его, мы покойники. А если Берт уцелеет, я буду являться ему по ночам.
— Не надо, — сказал Гейнор. — Нет необходимости кого-то убивать, мисс Блейк.
— Не надо, — согласилась я. — Действительно, нет такой необходимости. — Я постаралась унять сердцебиение и убрала руку от воображаемого пистолета. Томми убрал руку от настоящего. Вот и умнички.
Гейнор опять улыбнулся, как милый безбородый Санта-Клаус.
— Вы, конечно, понимаете, что обращаться в полицию будет бесполезно.
Я кивнула.
— У нас нет доказательств. Вы даже не сказали, кого хотите воскресить из мертвых и почему.
— Получится ваше слово против моего, — сказал он.
— И я уверена, что у вас куча друзей в высших инстанциях, — говоря это, я улыбнулась.
Его улыбка стала еще шире, и на жирных щечках образовались ямочки.
— Разумеется.
Я повернулась спиной к Томми и к его пистолету. Берт последовал моему примеру. Мы вышли на улицу, в ослепительный летний зной. Берт был несколько потрясен. В эту минуту я испытывала к нему что-то вроде симпатии. Приятно узнать, что и у Берта есть свои рамки, что есть вещи, которых он не будет делать даже за миллион долларов. — Они правда стали бы в нас стрелять? — спросил он. Голос его звучал буднично и был более твердым, чем взгляд немного остекленевших глаз. Крутой Берт. Он открыл багажник, не дожидаясь, пока я попрошу. — С учетом того, что имя Гарольда Гейнора записано в нашем ежедневнике и есть в компьютере? — Я взяла свой пистолет и нацепила кобуру. — Не зная, кому мы сказали об этой поездке? — Я покачала головой. — Слишком рискованно. — Тогда почему ты сделала вид, что у тебя пистолет? — Берт смотрел мне прямо в глаза, и я впервые увидела на его лице неуверенность. Старым денежным мешкам подавай слова утешения, ну а я не такая неженка. — Потому, Берт, что я могла и ошибаться.
Магазин свадебных принадлежностей находился на Сент-Петерс, сразу за Семидесятой Западной. Он назывался «Первое плавание». Мило. С одной стороны у него была пиццерия, с другой — салон красоты «Темная ночь». Окна салона были затемнены и обведены кроваво-красным неоном. Здесь любой желающий мог постричься и сделать маникюр у вампира. Вампиризм был юридически признан в Соединенных Штатах всего два года назад. Мы до сих пор единственная страна в мире, где он разрешен законом. Не спрашивайте меня; я за это не голосовала. Существует даже движение за то, чтобы дать вампирам избирательные права. Налоги, мол, плати, а своих представителей иметь не моги, и все такое.
Два года назад, если кому-нибудь досаждал вампир, я шла и всаживала сукину сыну в грудь осиновый кол. Теперь я должна была получить ордер на выполнение приговора. А без него мне предъявили бы обвинение в убийстве, если бы поймали. Как я тоскую по старым добрым временам!
В витрине свадебного магазина стоял белокурый манекен, утопающий в белом кружеве. Я не большая поклонница кружев, или мелкого жемчуга, или блесток. Особенно блесток. Я дважды ходила с Кэтрин в этот магазин, чтобы помочь ей выбрать свадебное платье. Но нетрудно было догадаться, что толку от меня не было никакого. Мне не понравилось ни одно.
Кэтрин была моей лучшей подругой, иначе я бы сроду сюда не пришла. Она говорит, что если я когда-нибудь выйду замуж, то изменю свое мнение. Но я уверена, что любовь не вызывает полной потери хорошего вкуса. Если однажды я куплю себе платье с блестками, кто-нибудь, пристрелите меня, пожалуйста.
Я бы также никогда не остановила свой выбор на тех платьях, что Кэтрин выбрала для дам, но тут уж я сама виновата, поскольку, когда обсуждался этот вопрос, я занималась совсем другими вещами. У меня было слишком много работы, и вообще я ненавижу ходить по магазинам. Итак, пришлось выбросить 120 долларов плюс налог на вечернее платье из розовой тафты. Выглядело оно так, будто сбежало со школьного бала для старшеклассников.
Я вошла в прохладную тишину свадебного магазина, и мои шпильки увязли в таком светлом сером ковре, что он казался почти белым. Миссис Кассиди, управляющая, сразу меня увидела. Ее улыбка на мгновение померкла, но потом она взяла себя в руки. Она улыбнулась мне, храбрая миссис Кассиди.
Я улыбнулась в ответ; мне так же, как ей, предстоящий час большой радости не сулил.
Миссис Кассиди где-то между сорока и пятьюдесятью; фигура у нее ладная, рыжие волосы — такие темные, что они кажутся почти коричневыми — она закалывает во французский узел, как некогда носила Грейс Келли. Она поправила очки в золотой оправе и сказала:
— Я вижу, мисс Блейк пришла для последней примерки.
— Очень надеюсь, что для последней, — сказала я.
— Ну что ж, мы думали над… проблемой. И кажется, кое-что все-таки придумали. — Позади ее стола имелась маленькая комнатка. Она полностью была заставлена стойками, на которых висели закрытые пластиковыми чехлами платья. Миссис Кассиди вытащила мое розовое платье из вороха его близнецов и, перекинув через согнутую руку, повела меня к раздевалкам. Спину она держала очень прямо. Готовилась к новому сражению. А мне даже не нужно было готовиться, я всегда готова дать бой. Но спор с миссис Кассиди по поводу изменений в наряде не шел ни в какое сравнение со стычкой, допустим, с Томми и Бруно. Там все могло кончиться очень печально, но тем не менее пронесло. Гейнор их отозвал — на сегодня, как он сказал.
Что именно это значит? Полагаю, ответ очевиден. Я оставила Берта в офисе: он все еще был потрясен нашим конфликтом с вооруженными парнями. До сих пор ему не приходилось иметь дела с грязной стороной нашего бизнеса. С той стороной, где прибегают к насилию. Нет, эту сторону видели только я, или Мэнни, или Джемисон, или Чарльз. Мы, аниматоры из «Аниматор Инкорпорейтед», выполняли всю грязную работу. Берт же сидел в своем милом спокойном кабинете и посылал к нам клиентов и неприятности. Так было до сегодняшнего дня.
Миссис Кассиди повесила платье на крючок в одной из кабинок для переодевания и ушла. Прежде чем успела скрыться внутри, открылась другая кабинка, и оттуда вышла Кейси, девочка, которая на свадьбе должна была осыпать Кэтрин и ее жениха цветами. Ей было восемь лет, и она с негодованием сопела. За ней вышла ее мать, все еще в деловом костюме. Элизабет («зовите меня Элси») Марковиц была высокая, стройная, черноволосая, смуглая — и к тому же еще адвокат. Она работала вместе с Кэтрин и тоже была приглашена на свадьбу.
