— Давай не будем о Рое, ладно? Я б ему с радостью засунул в жопу Малыша и посмотрел, как из глаз искры посыпятся, — сказал Винс, и на этот раз засмеялся Лемми. Придумывание всяких безумных применений для Малыша было одной из их старых хохм. — Давай, заканчивай речь. Ты ж весь последний час только о ней и думал.
— С чего ты взял?
— А то я не знаю, что это значит, когда ты сидишь на байке так, словно жердь проглотил.
Лемми крякнул.
— Рано или поздно копы повяжут Роя или кого-нибудь из остальных нариков, а те уже потянут за собой всех, потому что Рою и ему подобным не хватает мозгов, чтобы слить дерьмо, которое они крадут с места преступления. На замке рот они держать не способны и обо всем рассказывают своим подружкам. Блин, да у половины из них сейчас с собой наркота. Я все сказал.
Винс поскреб бородатую щеку.
— Ты тут говорил, что, мол, одна половина свалит, а другая останется. Можешь сказать, к какой из них относится Лихач?
Лемми повернулся и невесело улыбнулся, обнажив щербатый зуб.
— Ты что, серьезно?
Цистерна с надписью «БЕРЕЗНЯК» на борту медленно тащилась в гору, когда они нагнали ее где-то в три пополудни.
Шоссе лениво взбиралась по длинному подъему и изобиловало крутыми, извилистыми поворотами, которые мешали обгону. Колонну снова возглавлял Лихач. После того, как Племя покинуло забегаловку, он сразу же умчался вперед, иногда настолько отрываясь от остальных, что Винс терял его из виду. Когда они догнали фуру, его сын сидел у той на хвосте.
Один за другим, все десять членов банды взбирались по склону за нефтевозом. От жара и дыма глаза у Винса слезились.
— Блядская фура, — крикнул он Лемми. Тот кивнул. От выхлопных газов Винс едва мог дышать, и он почти ничего перед собой не видел.
— Да убери ты с дороги свою долбаную цистерну! — проорал Винс.
Вообще-то, странно, что они так быстро ее догнали, ведь от забегаловки они успели отъехать не так уж и далеко… миль на двадцать, не больше. Наверное, БЕРЕЗНЯК останавливался где-то еще, да только останавливаться было особо негде. Может, притормозил вздремнуть под каким-нибудь рекламным щитом. Или спустило колесо, и ему пришлось его заменить. Да какая разница? Никакой. Винс даже не понимал, почему он над всем этим размышляет, но что-то не давало ему покоя. Сразу после очередного поворота, Лихач наклонил свой «Софтейл Дьюс», выехал на встречную полосу и, пригнувшись, ускорился с тридцати миль в час до семидесяти. Мотоцикл сначала присел, потом подпрыгнул. Обогнав фуру, Лихач тут же вернулся на правую полосу, едва разминувшись со светло-желтым «лексусом», который несся ему навстречу. Водитель «лексуса» яростно посигналила, но ее жалкий «бип-бип» почти сразу потонул в бешеном вое гудка нефтевоза.
Винс тоже увидел «лексус» и успел подумать, что его сын непременно с ним столкнется: вот вам Лихач, а вот вам безжизненный кусок мяса на дороге. Когда все обошлось, его сердцу понадобилось несколько мгновений, чтобы хоть немного успокоиться.
— Чертов псих! — заорал Винс Лемми.
— Ты про фуру?! — прокричал в ответ тот, когда вой наконец-то стих. — Или про Лихача?!
— Про обоих!
Обогнув следующий поворот, Березняк, казалось, одумался. Или просто удосужился посмотреть в зеркало заднего вида и увидеть ревущее сзади Племя. Он высунул руку из окна — загорелую, со вздутыми венами, большими костяшками и широкими пальцами руку — и взмахом показал, что можно идти на обгон.
Рой с двумя другими тут же выехали на встречную и с грохотом унеслись вперед. Остальные поехали парами. При пустой встречной полосе, обогнать фуру было плевым делом: та еле плелась на своих тридцати милях в час. Винс с Лемми пошли на обгон последними, успев завершить маневр до следующего поворота. По пути Винс взглянул на водителя, но кроме свисающей из окна загорелой руки ничего не увидел. Пять минут спустя они вырвались вперед настолько, что даже гул нефтевоза остался позади.
Они выехали на отрезок пустынного плоскогорья, поросшего шалфеем и сагуаро. Вдалеке по правую руку виднелись полосатые красно-желтые утесы. Ехали они теперь по направлению к солнцу, а их все удлиняющиеся тени неотступно следовали за ними. Мимо пронеслось некое жалкое подобие городка, состоящее из нескольких домов и трейлеров. Колонна, замыкали которую Винс и Лемми, растянулась почти на полмили. Не успели они далеко отъехать от городка, как впереди Винс увидел, что Племя сгрудилось на обочине, прямо перед перекрестком с поворотом на 6-е шоссе.
К западу от перекрестка, трасса, по которой они ехали до этого, превращалась в грунтовку. На оранжевом ромбовидном знаке было написано: «СЛЕДУЮЩИЕ 20 МИЛЬ ВЕДУТСЯ ДОРОЖНЫЕ РАБОТЫ. ГОТОВЬТЕСЬ К ОСТАНОВКЕ». Вдалеке виднелись самосвалы и грейдеры. В тучах красной глиняной пыли трудились ремонтники.
О работах Винс понятия не имел, потому что утром они ехали не этим путем. Возвращаться окольными дорогами предложил Лихач, а Винс и не возражал. Когда вы сматываетесь после двойного убийства, такая вот осторожность вам явно на руку. Да только Лихач-то руководствовался совсем другим.
— В чем дело? — спросил Винс, остановив мотоцикл и опустив ногу на землю. Как будто он не знал!
Лихач указал в сторону 6-ой трассы.
— Поедем по шестой, а дальше свернем на сороковую федералку.
— На Шоу Лоу, — сказал Винс. — И почему это меня не удивляет?
Тут в разговор вклинился Рой Клоуз, указав большим пальцем на самосвалы.
— По-любому лучше, чем тащиться на пяти милях в час следующие двадцать. Нет уж, спасибо. Я лучше поеду с ветерком, а по дороге, может быть, прихвачу шестьдесят штук. Так я думаю.
— Было больно? — спросил Лемми Роя. — Я слышал, что думать по первому разу больно. Как девчонке, когда ей целку срывают.
— Пошел ты, Лемми, — ответил тот.
— Рой, когда мне будет нужно, чтобы ты подумал, — сказал Винс, — я тебя попрошу. Но не слишком-то на это рассчитывай.
Лихач заговорил снова тихим, рассудительным голосом:
— Когда доберемся до Шоу Лоу, с нами можешь не оставаться. Да и другие тоже. Никто слова не скажет, если ты просто решишь ехать дальше.
Понятно.
Винс переводил взгляд с одного лица на другое. Молодые глаз не отвели. Мужики постарше, которые рассекали с ним десятилетиями, смотрели кто куда.
— Рад слышать, что никто слова против меня не скажет, — сказал Винс. — А то я уже заволновался.
В голове мелькнуло воспоминание: они с сыном ночью едут в машине, в винсовом «GTO», в те времена, когда он еще не оставил попыток зажить по-человечески и стать примерным семьянином. Ради Мэри. Подробности той поездки уже стерлись из памяти: Винс не мог вспомнить, куда или откуда они ехали. Помнил только, как смотрел в зеркало заднего вида на запыленное, угрюмое лицо десятилетнего сына. Они остановились у киоска с гамбургерами, но ребенок обедать не захотел, сказал, что не голоден. Ему хотелось фруктового мороженого на палочке, но когда он увидел, что Винс принес лаймовое вместо виноградного, то надулся еще больше. Есть мороженое он отказался, и оно так и растаяло на кожаном сидении. Уже потом, когда они отъехали от киоска миль на двадцать, Лихач сообщил, что в животе у него урчит.
