А второе, то, что было поменьше размером… От него как раз и исходило то самое – родное и доброе! И уже совсем ничего не понимая, отказываясь верить собственным глазам, он протянул к этому страшилищу свои лапки.
* * *
«Спит он! Да тихо же вы!» Эти звуки разбудили его. Он проснулся, открыл глаза и сразу все вспомнил. Вспомнил, как его освободили из плена, как ласковое страшилище накормило его, и как он очутился здесь – в этом странном месте, где пахло тревожно и непонятно, и была масса загадочных и непонятных вещей, которых он никогда раньше не видел на своей свалке.
Он лежал в коробке на мягкой, теплой подстилке, и она приятно пахла тем самым ласковым страшилищем. Рядом с коробкой стояла мисочка с молоком – ничего подобного ему доселе пробовать не приходилось.
Напившись вчера этой удивительно вкусной белой воды, он еще долго бродил по тому месту, в которое его привезли. Все страшилища куда-то исчезли, разошлись, наступила тишина, и он остался абсолютно один. Но ему было совсем не страшно – он был сыт, жизнь больше не казалась такой ужасной. Лишь тоска по маме, которая накатывала изредка, заставляла его тихонько поскуливать.
Но все же интерес и жажда исследования отвлекали от грустных мыслей, и он с энтузиазмом принялся исследовать лабораторию. Ушедшие страшилища, которые на проверку оказались вовсе не такими уж и страшными (по крайней мере, совсем не такими, как те, на свалке), оставили двери в коридор приоткрытыми, и он, обойдя по кругу всю лабораторию, вернулся к дверям и осторожно выглянул наружу.
Ничего страшного там тоже не было, и маленький исследователь, вздыбив на всякий случай шерстку на спине, отважно двинулся вперед. Отсутствие света нисколько ему не мешало – кошки и так прекрасно видят в темноте, а его удивительные лиловые глаза были гораздо острее самых острых кошачьих глаз – еще один дар, преподнесенный ему свалкой.
Но вот в какой-то момент выпитое молоко стало настойчиво проситься наружу. Он легко уловил среди запахов, витающих по коридору, единственный нужный, который безошибочно привел его в туалет. Предусмотрительные страшилища и здесь оставили дверь приоткрытой, поэтому маленький исследователь без труда попал внутрь. Довольно быстро разобравшись в нехитрых премудростях устройства туалета людей, он, немного поколебавшись, попытался забраться на край унитаза, однако удалось ему это сделать только с третьей попытки – дни, проведенные в заточении, и выпитое молоко здорово мешали.
Зато слезать потом ему было уже совсем легко. Через минуту он уже продолжал свой путь, обследовав, таким образом, за пару часов все уголки, куда только смог добраться. Теперь он мог не беспокоиться – в любой момент он найдет нужную дорогу. Закончив обследование, он вернулся в лабораторию, к коробке, которую уже считал своей, и, проходя мимо блюдечка, не удержался и полакал еще той замечательной белой воды, но все выпивать не стал – мама учила его всегда оставлять еду «прозапас». Потом он залез в коробку. Уткнувшись носом в подстилку, чтобы сильнее пахло его ласковым страшилищем, он спокойно заснул и проспал всю ночь, пока утром его не разбудили голоса людей.
* * *
Он как-то сразу стал всеобщим любимцем. Каждый, кто появлялся в лаборатории, норовил погладить забавного, чудного малыша. Он охотно играл со всеми, не делая никаких исключений. Он никогда не попадался под ноги, вызывая недовольные крики, как это часто бывает с обычными домашними кошками. Никогда не мешал и никому не надоедал. Все любили забавного зверька. Но все же безраздельно владела его сердцем только Ирочка, его спасительница – ее он просто боготворил.
Больше всего он любил тихонько сидеть около нее, внимательно наблюдая за тем, как она помещала образцы в экспресс-анализатор, центрифугу или спектрометр. В этот момент его мордочка выражала такую сосредоточенность и внимание, что можно было подумать, будто он и впрямь что-то понимает в действиях своей богини. Если он был занят процессом созерцания, то уже никакие приглашения поиграть не могли оторвать его от этого занятия.
И конечно же получилось так, что именно Ирочка первой заметила, что удивительный котенок обладает, прямо скажем, сверхъестественными способностями. А случилось это так.
В тот день Крысёныш (его с первого дня так и прозвали, и никто, включая саму Ирочку, не стал возражать против этого имени, просто никому и в голову не пришло вложить в это слово какой-то ругательный или оскорбительный смысл) вел себя очень странно. Он ходил около стендов с оборудованием, вздыбив «сиамскую» шерсть, и тихо фыркал. Когда в лаборатории появилась Ира, он радостно поспешил к ней навстречу, и его лиловые глаза светились при этом восторгом и обожанием. Но стоило ей приблизиться к стендам, как Крысёныш бросился вслед за девушкой, в одно мгновение оказался между ней и лабораторными столами и стал оттеснять ее от оборудования, всем своим видом показывая, что не намерен подпускать ее к стенду. Такого не случалось прежде. И как назло в лаборатории в этот момент никого, кроме Ирочки, не было. Она даже немного оробела, глядя в сверкающие глазенки Крысёныша, – такой грозный вид был у странного котенка.
– Крыся, ты что? Что с тобой случилось? Ты не заболел?
Она всегда разговаривала с котенком, искренне полагая, что тот понимает ее слова – пусть на каком-то своем, кошачьем уровне, но понимает. Каково же было удивление девушки, когда после ее слов Крысёныш качнул головой, словно он и впрямь понял ее! Все еще не веря своим глазам, она произнесла:
– Ты заболел?
«Нет».
– Ты голоден?
«Нет».
– Ты не хочешь, чтобы я работала?
«Да! Да!»
Котенок с таким энтузиазмом кивнул, что у Иры мгновенно пропали всякие сомнения. Выходит, что он действительно понимал ее слова, а кроме этого еще и научился по-своему отвечать! Потрясающее открытие! В первый момент девушка хотела позвать ребят, которые пару минут назад дружно сбежали в курилку, строго следуя принципу «Большая работа должна начинаться с большого перекура», но уже через секунду она решила, что лучше будет, если все пока останется в тайне.
Во-первых, ей могли просто не поверить и поднять на смех. Но даже не это главное. Ира совсем не боялась, что ребята начнут над ней смеяться – она давно привыкла, что они подтрунивают над ней по любому поводу – впрочем, совсем беззлобно, что называется любя, с первого дня ее работы в лаборатории единодушно сойдясь во мнении, что она еще несмышленая девушка-подросток, требующая их постоянной опеки, и старательно играя при ней роль ее старших всезнающих братьев. Она приняла правила этой их «игры», иногда даже специально давая повод тому или другому «взять над ней шефство».
