— Вы только что выказывали храбрость, предлагая помериться силами со всеми духами, какие есть. Так не хотите ли сразиться хотя бы с одним?
— Идет! — воскликнул аббат. — Если только вы возьмете на себя труд доставить его сюда.
— Всенепременно! — ответил сицилианец и, обратившись к нам, добавил: — Как только эти господа и дамы покинут нас.
— Почему же? — воскликнул англичанин. — Храбрый дух не испугается веселой компании!
— Я не ручаюсь за исход! — сказал сицилианец.
— Нет, нет! Ради бога, не надо! — закричали наши дамы, испуганно вставая с мест.
— Зовите-ка сюда вашего духа! — упрямо настаивал аббат. — Но предупредите его заранее, что клинки здесь достаточно остры. — При этих словах он попросил шпагу у одного из гостей.
— Воля ваша, — холодно проговорил сицилианец, — посмотрим, будет ли у вас к тому охота!
Тут он снова обратился к принцу:
— Ваше свиятельство, — сказал он, — вы утверждаете, что ключ ваш побывал в чужих руках. Не предполагаете ли вы, в чьих именно?
— Нет.
— Но вы кого-нибудь подозреваете?
— Да, у меня являлась мысль…
— Узнаете ли вы это лицо, если увидите его?
— Без сомнения.
Тут сицилианец откинул плащ и, достав зеркало, поднес его к глазам принца.
— Это он?
Принц в испуге отшатнулся.
— Кого вы увидали? — спросил я.
— Армянина.
Сицилианец снова спрятал зеркало под плащ.
— Тот ли это человек, о котором вы думали? — наперебой расспрашивали принца гости.
— Тот самый.
Многие переменились в лице, смех умолк. Все глаза с любопытством устремились на сицилианца.
— Месье аббат, тут дело пахнет не шуткой! — сказал англичанин. — Советую вам подумать об отступлении!
— В нем сидит дьявол! — закричал француз и выбежал из зала.
За ним с криками убежали и дамы, а следом за ними и музыкант. Немецкий пастор похрапывал в кресле, русский офицер по-прежнему проявлял полное равнодушие.
— Может быть, вы просто хотели проучить хвастуна, — начал принц, когда все вышли, — но все же не согласитесь ли вы сдержать свое слово?
— Вы правы, — согласился сицилианец, — с аббатом я только пошутил и предложил ему вызвать духа, зная, что эта трусливая баба не станет ловить меня на слове. Впрочем, все это слишком серьезно, чтобы стать предметом шутки.
— Значит, вы все же настаиваете, что эти явления в вашей власти?
Заклинатель долго молчал, пристально, словно испытующе, глядя на принца.
— Да, — ответил он наконец.
Любопытство принца достигло высшего предела. Его давнишней заветной мечтой было вступить в сношения с потусторонним миром; и после первой же встречи с армянином эта идея, которую так долго отвергал его разум, вернулась к нему с новой силой. Он отвел сицилианца в сторону, и я слышал, как он завел с ним пространную беседу.
— Перед вами человек, — говорил принц, — который горит нетерпением окончательно разрешить для себя эти важные вопросы. Я счел бы своим благодетелем, лучшим своим другом того, кто рассеет мои сомнения, снимет пелену с моих глаз. Согласны ли вы оказать мне эту неоценимую услугу?
— Чего же вы от меня требуете? — спросил сицилианец после некоторого раздумья.
— На первый раз мы хотим только испытать ваше искусство. Вызовите сейчас духа.
— К чему же это приведет?
— Тогда, узнав меня поближе, вы сможете судить — достоин ли я высшего посвящения.
— Я высоко ценю вас, сиятельный принц. С первого же взгляда меня неудержимо влекла к вам неведомая для вас самого тайная сила, которую я прочел на вашем лице. Вы могущественнее, чем полагаете. Можете неограниченно распоряжаться всей моей властью, но только…
— Тогда вызовите духа!
— Но только я должен быть уверен, что вы требуете этого не из пустого любопытства. И если незримые силы подчинены мне в некоторой мере, то лишь при нерушимом и священном обязательстве, что я не стану осквернять святые тайны, не стану злоупотреблять своим искусством.
— Намерения мои самые чистые. Я жажду истины.
Тут они отошли подальше и стали у дальнего окна, так что я не мог их слышать. Англичанин, тоже следивший за их разговором, отвел меня в сторону.
— Ваш принц — благородный человек. Мне жаль, что он связался с обманщиком.
— Все зависит от того, как он выйдет из этой истории, — возразил я.
— Знаете ли что? — продолжал англичанин. — Наверно, этот плут сейчас набивает себе цену. Он не покажет свои фокусы, пока не услышит звон монет. Нас тут девятеро. Давайте сделаем складчину и попробуем соблазнить его крупной суммой. На этом проходимец сломит шею, а у принца откроются глаза.
— Согласен!
Англичанин бросил шесть гиней на тарелку и обошел всех подряд. Каждый дал несколько луидоров, но особенно заинтересовался нашей идеей русский: он бросил на тарелку ассигнацию в сто цехинов; англичанин даже удивился такой расточительности. Мы принесли собранные деньги принцу.
— Будьте столь добры, — обратился к нему англичанин, — и попросите этого господина от нашего имени показать свое искусство и принять в знак нашей признательности этот небольшой подарок.
Принц тут же положил на тарелку драгоценное кольцо и протянул сицилианцу. Тот помедлил несколько секунд.
— Господа и благодетели мои, — начал он затем, — ваше великодушие меня смущает. Очевидно, вы ошиблись во мне. Но я уступаю вашим настояниям. Желание ваше будет исполнено. — Тут он дернул шнур колокольчика. — Что же касается до этих денег, на которые я не имею никакого права, то, надеюсь, вы разрешите мне передать их в ближайший бенедиктинский монастырь на добрые дела. Кольцо же я оставлю себе как драгоценную память о нашем достойнейшем принце.
В эту минуту вошел хозяин заведения, которому и были переданы деньги.
— И все-таки он мошенник! — шепнул мне на ухо англичанин. — Отказался от денег, потому что сейчас ему важнее всего завоевать доверие принца.
— А может быть, хозяин с ним в сговоре? — добавил другой.
— Кого вы желаете вызвать? — спросил заклинатель у принца.
Принц на миг задумался.
— Лучше всего вызвать какого-нибудь великого человека! — крикнул лорд. — Вызовите-ка папу Ганганелли! Вероятно, вам это ничего не стоит.
Сицилианец прикусил губу.
— Я не смею вызывать того, на ком почиет благодать.
— Вот это жаль! — бросил англичанин. — Может быть, он сообщил бы нам, от какой болезни он умер.
Тут взял слово принц.
— Маркиз де Лануа, — сказал он, — служивший в последней войне бригадиром французских войск, был моим ближайшим другом. В бою при Гастинбеке он получил смертельную рану; его перенесли в мою палатку, где он и умер у меня на руках. В последнюю минуту, в предсмертной агонии, он подозвал меня к себе. «Принц, — начал он, — мне не суждено вернуться на родину; выслушайте же тайну, — ключ к ней хранится только у меня. В монастыре, на границе с Фландрией, живет одна…» Но тут он испустил дух. Десница смерти прервала нить его повествования. Я желал бы вновь увидеть его и услышать продолжение его речи.
