Степан увлёкся. Он курил и с упорством конкистадора ездил на разные станции, чтобы услышать и быть услышанным. Поезда метро везли миллионы душонок по ничтожным делам, системы работали исправно, гигантские вентиляторы нагнетали под землю воздух, жалкие самоубийцы изредка кидались на рельсы, освобождая путь сильным, весёлым и талантливым. За всё это время эгрегор метро не удостоил Степана ни словом. Недра испытывали его терпение. Но прошло несколько месяцев, и вот что Степан внезапно услышал на станции «Лубянка»:
– Готов ли ты забыть своих грязных отца и мать и признать таковыми великих Самаэля и Лилит, которые даруют тебе сияние истины и любви?
– Да, да! – воскликнул Степан.
– Способен ли ты стать непримиримым борцом с космической ложью, которая окружает тебя?
– Готов! – ответил Степан, радуясь, что кто-то так точно сформулировал его мысли.
– Ради вселенских друзей-богов ты хочешь войти в благословенный храм свободы?
– О да, да! Да, мои любимые, родные боги! – заорал Степан что было сил.
К нему подбежали трое в штатском и стали заламывать руки. Это происходило вечером, на станции было много пассажиров, в том числе крыс, покинувших рабочие места в доме на Старой площади. Крик Степана вселил в них тревогу.
Гашиша у него при себе не было, паспорт был, и после глупой профилактической беседы Степана отпустили.
Несколько суток Степан отлёживался дома. Спал днём, вставал к ночи, пил крепкий чай и шёл гулять в безлюдный городской парк. Была ранняя весна. Степан до смерти пугал своим рычанием стаи бродячих собак, а хозяева леса давали знать о себе шелестом и треском, чувствуя шаги Степана. Он уважал их, учился у них безмятежности, и хозяева это знали.
Степану звонили и слали сообщения знакомые педерасты из Кузьминок, звали в гости, но он не отвечал.
На четвёртые сутки Степан позвонил Асе, она привезла гашиш и сделала ему трогательный дружеский минет.
– Ты настоящий друг, Ася, – сказал он.
– Наверно, странно иметь друга, которого все долбят своими отбойными молотками, – ответила она.
Степан дал ей немного денег, и Ася растворилась в бездне.
Степан почувствовал, что настало время снова спуститься в метро.
Вечером следующего дня он покурил и отправился на станцию «Академическая». Вот что он там услышал:
– Мы под землёй во славу земли!
– Воистину! – подтвердил Степан.
– Каждую минуту кто-то приходит в наш круг, чтобы освободить свой разум. Да воссияет Северный Свет! – продолжал голос.
– И ослепит недостойных! – добавил Степан.
– Какое пламя согреет твою душу?
– Огонь горящих церквей, вместе с которыми сгорят страх, лень, позор, ложный стыд и тупость! – ответил Степан.
Так кончился этот сеанс связи.
Степан мало ел, курил больше обычного и осваивал новые станции.
Голос на станции «Сокольники»:
– Они приближаются, у них в руках длинные ножи и горящие свечи.
– Будь они прокляты, прокляты, прокляты! – воскликнул Степан. – У меня Голова Ястреба, и я выклёвываю ею глаза Иисуса, пока он висит на кресте!
Конец связи. Степан приходит в себя.
Голос на станции «Новослободская»:
– Жена едет к тебе на багряном звере, не отказывай ей, если она хочет, и пусть творит чудеса блудодействия.
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя.
Голос на станции «Зябликово»:
– Кредит исчерпан, тело разлагается и смердит, тучи мух гудят, разнося ересь христианства.
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан.
Голос на станции «Комсомольская» (кольцевая):
– Это мои крылья хлещут по лицу Мухаммеда и ослепляют его. Мои когти когтят мясо Индуса, Буддиста, Монгола и Иудея. Эх вы, жабы, я оплёвываю ваши поверья. Во имя любви и красоты!
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее.
Голос на станции «Академическая»:
– Всякого труса презирай, солдат-наёмников, играющих в войну, презирай всех, кто глуп. Только не того, кто горд и проницателен, кто из королевского рода, кто величав; ведь вы братья! Как братья и бейтесь!
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка.
Голос на станции «Университет»:
– Степан, нет больше той глупости, аще кто положит жизнь свою за други своя!
– Разумеется, – отозвался Степан, – это естественный отбор.
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я».
Голос на станции «Крылатское»:
– Степан, изумрудный ящер открыл тебе слово «растворяй»!
Степан засмеялся, чувствуя прилив сил, и стоящие рядом в ожидании поезда люди на всякий случай отошли от него подальше.
Дух торжественно добавил:
– А рубиновый ящер открыл тебе слово «сгущай»!
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко.
Голос на станции «Тёплый Стан»:
– Под блёкнущими звездами появится чёрный шакал и съест всё. Найди слова, чтобы он служил тебе.
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко, жизненный ток жертв пополняет его ресурсы.
Голос на станции «Орехово»:
– Степан, помнишь, твои педерасты водили тебя на экскурсию в роскошный элитный гей-клуб?
– Помню, а что? – спросил Степан.
– Там есть картонная стена, за которой стоит стриптизёр, просунув в дырку член, и каждый обладатель карты клуба может этим членом бесплатно воспользоваться. Помнишь?
– Да, как такое забыть…
