Довольный собой, доктор пошел к палатке. Бой накрыл на стол, и Стугач сытно поужинал, ни в чем себе не отказывая. Затем он решил пораньше лечь спать: завтрашним утром его ждало много дел. Люди могут сами позаботиться о лагере, решил он. Стугач тут же растянулся на походной койке и вскоре погрузился в спокойный, мирный сон.
4Он проснулся, вероятно, через несколько часов. Было очень темно, и ночь была совершенно недвижна. Он услышал далекий вой охотившегося шакала, но вскоре и этот вой утонул в мрачной тишине. Удивленный внезапным пробуждением, Стугач встал, подошел к выходу, откинул полог и уставился в ночь. Мгновение спустя он в безумной ярости разразился руганью.
Лагерь был пуст! Костер погас, люди и верблюды исчезли. Следы туземцев, уже полускрытые песком, говорили о безмолвном и поспешном бегстве. Эти суеверные трусы бросили его здесь в одиночестве!
Затерянный в пустыне… Его сердце судорожно сжалось от страха. Один! Ни людей, ни припасов, верблюды и ослы исчезли. Нет ни оружия, ни воды, и он остался совсем один.
Он стоял у входа в палатку и в ужасе смотрел на громадную необитаемую пустыню. Луна сияла на непроглядно-черном небе, как серебряный череп. Резкий порыв теплого ветра нарушил спокойствие бесконечного океана песка, бросил маленькие песчаные волны к его ногам. Затем наступила тишина, нескончаемая тишина, подобная тишине могилы, вечному молчанию пирамид, где в рассыпающихся саркофагах лежат мумии, вглядываясь мертвыми глазами в неизменную, вековечную темноту. Он ощутил себя совсем маленьким, одиноким и затерянным в ночи; он чувствовал, что неведомые и мрачные силы свивают нити его судьбы в последний трагический узор. Ньярлатхотеп! Жестокий бог знал, и непреложная месть его настигла доктора…
Но ведь это полная чепуха. Не стоит беспокоиться из-за такой фантастической ерунды. Всего-навсего еще один мираж пустыни, достаточно распространенная иллюзия, учитывая обстоятельства. Нельзя падать духом. Нужно трезво оценить факты. Люди бежали с припасами и верблюдами из-за какого-то безумного туземного суеверия. Это факт. Что же касается самого суеверия, то о нем и думать нечего. Сумасшедшие и болезненные фантазии, которые быстро растворятся в лучах утреннего солнца.
Утреннее солнце! Его пронзила ужасающая мысль — мысль о страшной яви полуденной пустыни. Если он хочет найти оазис, придется идти и днем, и ночью, пока голод и жажда не свалят его с ног. Но стоит покинуть палатку, и спасения не будет; негде будет укрыться от этого безжалостного солнечного глаза, чьи сверкающие лучи выжгут мозг и швырнут доктора в пучину безумия. Смерть в раскаленной пустыне — непредставимая агония. И все же необходимо вернуться домой. Работа еще не закончена. Следует организовать новую экспедицию и привезти статую. Он должен вернуться! А кроме всего прочего, умирать Стугач вовсе не собирался. Его толстые губы задрожали от страха при мысли о боли, о пытке. Он отнюдь не желал испытать страдания того старика на дыбе. Бедолага выглядел не слишком счастливым. Нужно торопиться. Вот только куда?
Он лихорадочно огляделся, пытаясь определить, где находится. Однообразный и загадочный простор пустыни словно издевался над ним. На миг его сознание рухнуло в черноту отчаяния, но тотчас пришло вдохновение. Нужно двигаться на север, конечно же. Он вдруг вспомнил вчерашнее случайное замечание драгомана. Статуя Ньярлатхотепа глядит на север. Он принялся радостно обыскивать палатку в поисках воды и провизии. Ничего. Спички и табак лежали в кармане, а в сумке он нашел охотничий нож. Покидая палатку, он был почти уверен в успехе. Путешествие будет чуть ли не детской забавой. Он будет идти всю ночь и как можно быстрее. Свернутое сейчас в скатку одеяло, надо думать, укроет его завтра от полуденного зноя, а к вечеру, когда жара немного спадет, он вновь тронется в путь. Быстрый ночной марш — и к утру он, вероятно, окажется неподалеку от оазиса Вади-Хассур. Нужно только проверить по статуе направление и наметить маршрут, поскольку пересыпающийся песок успел скрыть следы бежавших людей.
С торжествующим видом Стугач пересек площадку бывшего лагеря и подошел к раскопу. И здесь его ждало самое горькое разочарование.
Идол был закопан! Рабочие не только бережно вернули статую на место, но и забросали весь раскоп песком, а сверху поместили два валуна. Стугач никак не смог бы сдвинуть их в одиночку. Осознав грандиозность беды, он впал в отчаяние и ужас. Он проиграл. Проклятия не помогут. В глубине души он даже не надеялся, что сможет молиться. Ньярлатхотеп — Властелин Пустыни!
В смертельном страхе он начал свое путешествие, наугад выбрав направление и отчаянно надеясь, что неожиданно закрывшие небо облака рассеются и откроют спасительные звезды. Но облака и не думали расходиться — и лишь размытое пятно луны мрачно глядело вниз, на спотыкающегося путника, бредущего по песку.
Безумные мысли кружились в сознании Стугача. Как ни пытался он их отбросить, предание о боге пустыни всплывало все навязчивей, наполняя его чувством неотвратимости финала. Напрасно пытался он заставить одурманенный мозг забыть о мучительных подозрениях. Ничего не получалось. Он снова и снова ловил себя на том, что дрожит от страха, думая о гневе божества, что будет преследовать его до рокового конца. Он осквернил святилище, а Древние злопамятны… «лучше не осквернять его пути». «Бог Пустыни». и это пустое лицо. Стугач ядовито выругался и потащился вперед — крошечный муравей среди струящихся гор песка.
5Внезапно стало светло. Песок из пурпурного сделался фиолетовым, затем вдруг налился светло-лиловым сиянием. Но Стугач этого не видел. Он спал. Задолго до намеченного часа его опухшее тело уступило неимоверному напряжению. Рассвет застал доктора совершенно обессиленным и истощенным. Усталые ноги подкосились и он упал на песок, провалившись в сон и едва успев накрыться одеялом.
Солнце ползло по медному небу, как огненный шар лавы, отбрасывая свои расплавленные лучи на пламенеющий песок. Стугач спал, но и сон его был далек от безмятежности. Жара принесла странные и тревожные сновидения.
Он видел кошмарное бегство по пустыне огня и преследующую его личину Ньярлатхотепа. Он бежал по пылающей равнине, не в силах остановиться; жгучая боль обжигала его обугленные и почерневшие ноги. За ним шагал Безликий Бог, понукая его посохом, увитым змеями. Он бежал и бежал, но повсюду ощущал за собой это ужасное присутствие. Ноги горели в обжигающей агонии песка. Вскоре он уже ковылял на жутких искореженных культях, но и в этой пытке не осмеливался остановиться. Существо позади хохотало в своей дьявольской радости, и гигантский смех возносился к пылающим небесам.
