Сосредоточенно поджав губы, Фриборд лениво проследовала в комнату и, подбоченившись, осмотрелась. Высокие потолки поддерживались перекрещивающимися балками в стиле старого испанского монастыря, а посреди стены зияло жерло гигантского очага. Она прошла вперед. Каблуки сапожек глухо стучали по пекановым половицам весьма произвольной ширины. Фриборд обошла комнату, стаскивая чехлы, и к собственному удивлению обнаружила, что мягкие стеганые диваны и стулья обиты приятной тканью пастельных тонов, а сама гостиная приобрела уютный вид. Обстановка включала игорный столик, стереоаппаратуру и кабинетный рояль «Стейнвей», гостеприимно сверкающий в свете неумолимо жизнерадостных солнечных лучей, проникавших сквозь готические окна, как огненное благословение какого-то надоедливого святого. Так где же кентервильские привидения, летучие мыши, вампиры и ведьмы? Где Кристофер Ли[4] и долбаные «Фанжетт»[5]?
Фриборд заглянула в ломившуюся от книг библиотеку с камином и миновала было широкую, плавно изгибавшуюся лестницу, ведущую в спальни и холл второго этажа, но тут же замерла, обнаружив под лестницей нечто вроде ниши. Подобравшись поближе, она обнаружила резную дубовую дверцу, в самом центре которой грязной угрозой скалилась рожа горгульи с широко открытым в злобной ухмылке ртом и яростно выпученными глазами.
— Ну и хренотень, — тихо пробормотала Фриборд и, схватившись за медную ручку, попыталась открыть дверь. Не тут-то было. Заперто.
Тин-н-нь!
Едва слышный звук прорезал тишину, как приглушенный аккорд фортепьяно. Фриборд медленно повернулась и посмотрела на «Стейнвей», почти ожидая увидеть кого-то, сидящего за роялем. Ей говорили, что к дому пристроено несколько крыльев, где размещаются комнаты и отдельная кухня для слуг. Возможно, здесь живет кто-то вроде экономки. Нет, вряд ли, иначе она увидела бы. Ни одной живой души, кроме нее.
Джоан подошла к роялю, подняла крышку и, не присаживаясь, наиграла несколько тактов песенки «Сделай счастливое лицо». Завершив мелодию лихим проигрышем, она подняла голову и громко сообщила:
— Это для тебя, крезанутый дом!
И замерла, навострив уши.
— Что бы придумать, чтобы хоть кто-то захотел прийти и посмотреть на тебя?
Дом не ответил.
Прекрасно. Так тому и быть.
Погруженная в невеселые мысли, она вернулась на Манхэттен, поручила машину заботам швейцара, поднялась к себе и, устроившись в кабинете, принялась стаскивать сапоги.
— Добрый вечер, мадам, — поздоровалась горничная.
— Привет, Антония.
— Миссус где-нибудь ужинает сегодня?
— Нет. Я поем в семь.
— Хорошо, мадам.
— Передай Джорджу, пусть сделает мне мартини по-каджунски[6].
— Да, миссус. Что-то еще?
Фриборд стянула наконец сапожок, отшвырнула и, нахмурившись, уставилась на горничную.
— У тебя усталый вид и мешки под глазами. Плохо спала?
— Не слишком хорошо.
— Тебя что-то беспокоит?
— Нет, миссус.
— Уверена, Тони?
— Да.
— А мне кажется, ты слишком много работаешь.
Горничная безразлично пожала плечами и отвела глаза.
— Завтра вместе с Джорджем возьмете выходной, Тони.
— О нет, миссус.
— Да,миссус. Делай как велено. И знаешь, я не очень голодна. Сделай сандвич, ладно? С чем хочешь. И пусть мартини будет двойным.
— Хорошо, миссус. Сейчас. Минуточку.
Уже немолодая горничная, великолепно смотревшаяся в синей с белым униформе, поклонилась и отошла. Фриборд участливо посмотрела ей вслед и, сняв второй сапожок, отбросила его, с наслаждением вытянула ноги и пошевелила пальцами. Господи, до чего здорово!
Рассеянно вперившись в невидимую точку на стене, она снова вспомнила об особняке, но тут же решительно мотнула головой. Нужно дать мозгам роздых.
Она откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза, но тут же услышала знакомый щелчок автоответчика. Снова жена издателя, Элль Редмунд.
— Привет, дорогая, получила мое сообщение? Не важно, забудь, оказалось, что наш гость не приедет. Но все равно спасибо, Джоанн. Увидимся в пятницу вечером. Снова щелчок.
Несколько минут в комнате слышалось лишь неровное поверхностное дыхание. Внезапно глаза Фриборд широко раскрылись, в одном из тех таинственных озарений духа, где бессознательное торжествует над реальностью и во вдохновенном порыве дарит разуму откровение. Именно это и произошло с Фриборд.
Вот оно! Вот оно! Теперь она знает, как продать дом!
— Ваш мартини, миссус Фриборд.
— Спасибо, Тони. Передай Джорджу, на вид мартини просто идеальный.
— Да, миссус.
Фриборд взяла стакан, но пить не стала. Она строила далеко идущие планы.
Не всякое прозрение дается легко.
* * *
На пятничной вечеринке Фриборд, как всегда, царила оживленная атмосфера и было полно народу: драматургов, политиков, администраторов крупных компаний, модных моделей, просто светских людей и даже мафиози, словом, тех, кто когда-либо покупал у нее недвижимость. Правда, хозяйки с полчаса не было видно. Она исчезла вместе со своим гостем, Джеймсом Редмундом, а когда появилась вновь, на лице ее играла довольная усмешка.
Пункт первый грандиозного плана был успешно выполнен.
* * *
В следующий четверг, когда Анна Троли, известнейшая и прославленная британская дама-экстрасенс, пила чай, уютно устроившись у камина, принесли каблограмму от совершенно незнакомой особы, американского риэлтора, некоей Джоан Фриборд. Анна Троли, только что переступившая сорокалетний рубеж, обладала неяркой, но бесспорной красотой. С овального личика, своими изящными чертами напоминавшего камею, смотрели небольшие влажные карие глаза, мерцавшие непонятной, неуловимой и невысказанной тоской. Анна словно бы смотрела внутрь себя, пытаясь разглядеть и определить источник этой скорби. Рядом с ней на маленьком столике тикового дерева громоздились почта и свежие газеты. Поверх лежал свежий экземпляр «Таймс». На стене висели несколько памятных фото, в том числе то, где она была снята вместе с королевой, заголовок газетной статьи в рамке, гласивший: «ЗНАМЕНИТАЯ ЭКСТРАСЕНС НАХОДИТ УБИЙЦУ», снимок хорошенькой девочки с ямочками на щеках, которая то ли благодаря ретуши, то ли искусно нанесенным на черно-белые тона пастельным тонам казалась затерянной в ином измерении. Под открытым окном, еще на одном столе лежала пластиковая магическая дощечка с хаотически разбросанными словами и буквами.
— Мэм?
Троли повернулась к недавно нанятой горничной, смазливой молоденькой девушке.
— Что, Пита?
Горничная протянула небольшой круглый серебряный поднос. Анна рассеянно уставилась на глубокий белый шрам, терявшийся в правой брови девушки, неизвестно почему гадая, связано ли с ним какое-то трагическое событие или просто несчастный случай.
