— Никодимыч, давай спокойно поговорим, опусти дробовик.
— Какой я тебе Никодимыч, бандит! — заверещал наш нетрезвый хозяин. — Щас как пальну, так сразу поймешь, какой я тебе Никодимыч!
Убил мою собаку, гад, а теперь панибратство разводишь!
— Если бы он убил собаку, то на нем бы осталась кровь, — резонно заметил Гарик. — А на нем крови нет.
— Так, значит, это ты убил Геру? — заорал сторож, наводя ружье на Гарика.
— На мне тоже нет крови, видишь? И девчонки тут не причем.
— Тогда, значит, этот ваш третий? Где он, кстати, сбежал?
— Владька тоже не причем, — сказал я, — он спит. И вообще, прежде чем нас обвинять в убийстве собаки, надо найти мертвое тело.
Зря я сказал последние слова, потому что, услышав их, Алевтина заголосила еще сильнее, а Никодимыч с двустволкой направился в дом:
— А вот я сейчас и проверю, как это ваш третий дружбан спит!
Мы не смогли его остановить. Он пинком распахнул дверь клетушки и заорал:
— Встать, руки вверх!
Владька с Риткой вскочили, подняли руки и с недоумением уставились на нас.
— Мамочки, а чегой-то они голые? — заголосила Алевтина, протиснувшись следом за нами.
— Спали потому что, — ответил за всех я.
— Да кто же это в голом виде спит? — не унималась Алевтина.
— Многие люди так спят!
— Я знала, что в городе живут одни распутники, но чтобы до такой степени…
Я попробовал перевести действие в другое русло.
— Так, Никодимыч, он спал и на нем нет крови. Пойдем, посмотрим куда след ведет. Может там твоя собака кровью истекает и в помощи нуждается!
Эти слова возымели на Никодимыча нужное действие. Он развернулся и бросился на улицу, снося всё и всех на своем пути. Мы побежали за ним, оставив испуганных Владьку с Риткой.
Сторож, не выпуская ружья из рук, зашел в беседку, включил свет и стал спускаться по лестнице. Кровавый след виднелся на всех ступенях. В полумраке эти пятна казались черными.
Дойдя до мостков, Никодимыч остановился и тупо уставился на темную поверхность подземного озера. Минут пять он стоял не шевелясь. За это время Алевтина доплелась до мостков, увидела обрывающийся кровавый след и закричала:
— Утопили ироды нашу Герочку!
Лучше бы она промолчала, потому что Никодимыч опять навел ружье на нас и заорал:
— Какой гад утопил мою собаку? Говори, а то начну стрелять без разбору!
Подземелье отзывалось гулким эхом, и казалось, что кричит не один рыжеватый старикан, а целый хор.
— Если бы кто-то захотел утопить собаку, то ему бы пришлось залезть в озеро вместе с ней, а мы все сухие! — сказал Гарик.
Никодимыч на минуту завис. Его мозг, отравленный спиртом, соображал с трудом. И тут у него в голове срослось:
— Тот, третий ваш друган мокрый был! Я видел, на полу его одежда валялась! Меня не проведешь!
Он развернулся и бросился вверх по винтовой лестнице, вырубленной в каменной толще. Я не знал что и делать. Гарик бежал рядом со мной, и по его лицу я видел, что он тоже судорожно думает на эту тему:
— Никодимыч, давай вызовем милицию. Если ты убьешь Владьку, то тебя посадят за убийство. Даже если Владька виноват.
— А мне плевать, я ему отомщу, а там пусть делают что хотят!
Я попробовал вставить свое слово:
— Отец, ты понимаешь, что это мог сделать какой-то посторонний человек?
— Нет у нас здесь посторонних! — отрезал Никодимыч.
Видя, что разговор завязывается, я продолжил:
— Какой-нибудь бандит узнал о подземелье и приехал искать сокровища. Собака увидела чужого и напала. Ты сейчас Владьку убьешь, а бандит спрячется. Тебя заберут в тюрьму, твоя Алевтина одна, а рядом вооруженный бандит. Надо вызывать милицию!
Никодимыч остановился посреди двора и опять впал в ступор.
Алевтина наконец-то поднялась, вышла к нему и отвела его в сторону, что-то шепча на ухо. Светка ушла в дом к Владьке с Риткой. Мы остались с Гариком вдвоем.
— Ты-то сам что по этому поводу думаешь? — спросил я.
— Версия с бандитом маловероятна, — отозвался Гарик. — Не стал бы он прятаться в подземелье.
— У тебя есть своя версия?
— Да, только она такая, фантастическая.
— Не тяни.
— Когда Владька упал в подземное озеро, оно создало его клон, который поднялся по лестнице, чтобы убить свой старый прототип. Тут на него набросился алабай. Клон убежал к подземному озеру, и там утопил собаку.
— Ну ты и загнул! Ты же врач, а в такую ахинею поверил! С чего ты так решил?
— Я смотрю на эти следы, и понимаю, что это кровь не человеческая, и не собачья. У нее свертываемость другая. Да и цвет отличается.
— Кровь странная, говоришь? Тогда у меня еще одна версия есть!
Это убийство собаки сами хозяева и подстроили. Геру спрятали, измазали лестницу кетчупом, а перед нами спектакль разыграли.
— Зачем им это?
— Чтобы бабла с нас побольше срубить.
— Хорошая версия. Только это не объясняет поведения собаки.
— А твоя версия что говорит?
— Гера почувствовала, что подземное озеро создало клона, и на него гавкала. А потом выла. Собака воет, когда чует покойника.
— Да ну тебя с твоей мистикой! У меня аж мурашки по коже! Надо же такое придумать: покойник. Ты можешь точно сказать: это все-таки кровь, или вода подкрашенная?
— Это кровь. Чтобы сказать точнее, потребуется лаборатория.
Может, это кровь какого-то экзотического животного, но тут я не силен. Я же хирург, а не ветеринар.
— Я сначала решил, что это Владька очередной розыгрыш придумал. А теперь понимаю, что он тут не виноват.
— Конечно, это не его рук дело, — улыбнулся Гарик, — ведь большинство его розыгрышей сочиняю я, а он их реализует.
— Так это ты придумал как Владькину жену до инфаркта довести?
— Какой инфаркт, я тебя умоляю? Мы хотели и Светку тоже напугать.
Но Ритка так заорала, что всех разбудила.
— Ладно, ты только свою мистическую версию девчонкам не излагай, а то только истерик нам не хватало.
Мы бы еще долго обсуждали версии, но увидели странную процессию.
К нам приближался Никодимыч, держа в руках вырванный из стены костыль. На цепи радостно прыгала Гера, живая и невредимая, только мокрая. Следом за сторожем семенила Алевтина.
Они подошли к нам. Никодимыч старательно прятал взгляд, но у него это получалось с трудом.
— Ну, говори, — толкнула его Алевтина.
Никодимыч прокашлялся, и выдавил:
— Ребят, вы, не обессудьте, пьяный я был. Я же поверил, что Геру убили. Это Алевтина поняла, что кровь не настоящая. Но этому вашему дружку — шутнику, я морду набью!
Алевтина влепила ему звонкую затрещину:
