– Возможно, после нашего визита к мистеру Ньюкаслу завтра вечером ты почувствуешь себя более сведущей в данном вопросе.
Фелиция испуганно распахнула глаза и несколько раз перевела взгляд с тетушки на своего жениха и обратно.
– Ньюкасл? А кто, скажите мне на милость, этот мистер Ньюкасл, что посещать его необходимо ночью? – настоятельным тоном спросил Каллендер, передавая тарелку с ветчиной тете Пенелопе и потрясая при этом ножом.
– Да что вы, это же медиум, – сказала она, принимая тарелку. – По пути на Кенсал Грин мы проезжали мимо его дома.
Под осуждающим взглядом Каллендера Фелиция еще дальше забилась в угол.
– Медиум! – проревел он и повернулся к тете Пенелопе. – Это вы до такой чепухи додумались?
– Это была моя идея, Реджиналд, – тихо сказала Фелиция.
– Я решительно это запрещаю.
– Ты ничего не запретишь мне, пока я не стала твоей женой. Ты знаешь, как я желаю знать то, что лежит вне нашей земной жизни. Зачем тебе мешать мне в этом?
– Потому что все это мошенничество, чепуха и суеверия. Как может такая разумная девушка, как ты, в наши-то дни, в этот век верить в эти старомодные выдумки? На дворе тысяча восемьсот сорок седьмой год, мы живем в эпоху прогресса, и пора раз и навсегда забыть о подобных вещах.
– Прогресс происходит во многих областях, Реджиналд; так почему же он не мог затронуть и наши знания о потустороннем мире? Ты наверняка слышал о достижениях мистера Дэвида Хоума, а мистер Ньюкасл, как мне рассказывали, обладает еще более выдающимися способностями. Я уверена, что существуют люди, умеющие видеть то, что для нас, остальных, невидимо.
– Из того, что тебе невидимо, они способны увидеть только то, что ты – доверчивая девушка, и при этом весьма обеспеченная. Мертвецы мертвы, Фелиция, и нам о них лучше всего забыть.
Вскочив со стула, она с горячностью сложила ладони, будто для молитвы.
– Но ведь и мертвые продолжают жить, Реджиналд. Как ты можешь в этом сомневаться, ведь ты же христианин?
Каллендер начал с яростью кромсать на куски ветчину.
– Да, я христианин. Каждое воскресенье я бываю в англиканской церкви и оставляю пожертвования. А что, по-твоему, сказал бы его преподобие мистер Фишер, если бы узнал, что ты решила потревожить усопших? И что вы, собственно, знаете об этом субъекте, Ньюкасле? Он, должно быть, умалишенный. Все это опасно, и я еще раз прошу вас забыть это ваше сумасбродство.
– Я пообещала моей племяннице выступить в роли ее дуэньи, – сообщила тетя Пенелопа, наливая себе еще шерри. – А она в ответ на это согласилась сопровождать меня в Мертвую Комнату музея мадам Тюссо. Нам обеим не хватает храбрости осуществить задуманное в одиночку, но мы твердо намерены удовлетворить свои интересы, мистер Каллендер.
– Что? Вы пойдете в то самое место, которое «Панч» прозвал Комнатой ужасов? Милое, скажу я вам, местечко для утонченной девушки, но, как я полагаю, там вам по крайней мере ничего не грозит. А вот этот ваш заклинатель домовых – это уже совсем другое дело. Он либо шарлатан, либо сумасшедший, и тот факт, что вы, беспомощные барышни, отправитесь к нему вдвоем, а не в одиночку, ни в малейшей степени меня не успокаивает. Готов поспорить, что и за вход он берет далеко не пару шиллингов, верно?
Тетя Пенелопа придвинулась к племяннице и положила ей руку на плечо, и Фелиция встретила этот жест с благодарностью.
– Отговорить нас вам не удастся, – произнесла тетя Пенелопа.
Каллендер печально улыбнулся.
– Тогда, пожалуй, мне придется составить вам компанию, – сказал он.
– Ах, Реджиналд, правда? – пылко проговорила Фелиция. – Прошу тебя, пожалуйста, пойди с нами. Я надеюсь, что смогу снова говорить с матерью и отцом, а тебе, возможно, мистер Ньюкасл даст возможность пообщаться с дядей Уильямом.
– Я надеюсь, что дяде Уильяму неплохо там, где он сейчас находится, Фелиция, и я не захотел бы заставлять его вновь явиться к нам, даже если бы верил, что это возможно. Я полагаю, что не следует мешать ему покоиться с миром.
Он обнял Фелицию и повел ее в другой конец комнаты, к двухместному диванчику, чтобы оказаться как можно дальше от пиршества, приготовленного по воле покойника.
– Не могла бы ты забыть о мертвых? – спросил он ее. – Мы с тобой сейчас обитаем среди живых, а на любые вопросы, которые мы должны задать нашим предкам, мы в положенное время получим ответы. А до того времени наш долг состоит в том, чтобы как можно лучше прожить собственную жизнь. Не могла бы ты жить для меня, а не ради этих пустых мечтаний?
Пальцы Фелиции гладили его по лицу, но ее глаза оставались холодны.
– Откуда нам знать, что мы должны делать, – спросила она, – если нам неведомо то, что ждет нас впереди? Много ли удовольствия мы можем получить здесь, если знаем, что это всего лишь школа, где мы должны усвоить урок?
– Возможно, мы родились ради того, чтобы умереть, – ответил Каллендер, – но ведь не только для этого. Радости, которые преподносит нам жизнь, не сделают нам ничего дурного. Мы молоды и богаты, Фелиция. Мы счастливы. Давай не будем отказываться от подарков судьбы.
– А ведь он прав, – сказала тетя Пенелопа, разрезая пирог. – Отрекаясь или нет от этого мира, мы все равно весьма скоро его покинем. Но все же, мистер Каллендер, мы обязательно отправимся туда, куда собрались.
– И если вам это так необходимо, – ответил он, – я пойду с вами.
Он, возможно, сказал бы что-то еще, если бы не подошел дворецкий.
– Да, Бут? – пробормотал Каллендер, и старик, склонившись над ним, стал шептать ему на ухо. Каллендер поднялся, поклонился дамам и поспешил в холл.
А там в сумерках виднелась тощая фигура Энтвистла.
– Я знаю, как все это бывает, сэр, – сказал он, – и не хотел бы томить вас ожиданием. – Энтвистл отдал Каллендеру носовой платок, в который было завернуто несколько мелких предметов. – Вот его кольца, булавки и часы, – сказал он.
Каллендера передернуло, но он тем не менее поблагодарил похоронных дел мастера.
– Я отлично вас понимаю, – сказал мистер Энтвистл. – Не так уж редко молодые джентльмены испытывают временные затруднения, дожидаясь оглашения завещания. Можете не сомневаться, состояние вашего дядюшки вполне компенсирует нам наши хлопоты. – Он поклонился и скользящей походкой удалился в сгущавшуюся темноту.
Реджиналд Каллендер стоял, держа в руке украшения дядюшки, и его будто волной захлестнуло омерзение. Фелиция вот беспокоится о чьих-то душах, а ему в это время приходится думать о том, как раздобыть денег на содержание хозяйства. Его поступок вряд ли приличествовал джентльмену; по сути, он практически ограбил покойного. Да ладно, все видели дядюшкины украшения, пока гроб был открыт, просто потом кто-то вынул их из могилы. Каллендер, которого брат матери с самого детства так и содержал на свои деньги, не имел ни малейшего представления о том, как обеспечить себе средства к существованию, и мог лишь продать то, что случайно попало к нему в руки. Он оступился, но это лишь временно, – говорил себе Каллендер; скоро он получит наследство и станет богатым.
