— Давай, Фил, помянем грешную душу раба Божьего евангелиста Марка. Как бы там ни было, сороковой день. И близких твоих помянем.
Не дождавшись ответа от помрачневшего Филиппа, Петр плеснул каждому по полстакана польской «Выборовой».
— Будем, апостол Петр! По ним и за всё вечный молитвенник. Ибо Господь, кого любит, того наказует, бьет же всякого сына и дщерь, коих принимает.
— Принято, апостол Филипп. За одну снедь, как Исав, от первородства не отказываются. Прости, Господи, блудника Марка и прими его в царствии Твоем…
Скорбно помолчав, Петр Гаротник сообщил о результатах частного расследования, что ведет его фирма по розыску пропавших без вести в ноябрьской катастрофе.
Заказов прибавляется; официальным правоохранителям нынче не шибко доверяют. До сих пор не выявлено точное количество жертв. Крайне много дезинформации по политическим мотивам.
— …По нашим данным, Марк Недбайный, видимо, мог остаться на ночь у своего давнего знакомого, некоего Яся Стефановича. Тело гражданина Стефановича Я. С. найдено и опознано. В пяти метрах от него обнаружена мужская сумка-барсетка со студенческим билетом на имя Марка Львовича Недбайного, студента второго курса Академии управления.
Мне Марик сказал, мол, собирается съездить на нашу малую провинциальную родину к родителю за дополнительными деньгами. Джованни он говорил то же самое. Сам, видно, к этому Ясю завалился. Вот никто его и не искал целые сутки. И я думал: он — у родителей. Пока дядя Лева не позвонил.
Что в твоих кругах по этому делу слышно, Фил?
— У меня подтверждают аналогичную версию, Петь. Марику не повезло, попал под раздачу в разброс вероятностей. Или Бога прогневил.
— Тот-то и оно. Таки доконала его голубизна треклятая.
В таком вот расположении души Петр Гаротник пребывал не так, чтобы не в своей тарелке, но вообще вне всех кастрюль, сковородок, противней на этой кухне, вдали от четырех комнат в этой квартире, какую они полтора года снимали на двоих с покойным Мариком на родительские деньги. Учились они опять же вместе в одной группе. К тому же отец Марка Недбайного, давний друг его отца, поручил ему присматривать за сыном.
Получается: не уследил, не уберег.
Выходит, как мальчишку провели апостола Петра, слывшего камнем веры, авторитетом, патриархом и Мафусаилом среди близких друзей Филиппа Ирнеева. Как-никак, Петру Гаротнику исполнилось прошлым летом 27 лет. Даже молодой преподаватель русского языка Джованни Сквирелли, проходящий стажировку в Дожинске и значащийся в хорошей компании Иоанном Богословом, на год его моложе.
Осенью, однако, апостолу Петру пришлось уступить возрастное старшинство новому знакомому, коего представила почтенному библейскому обществу рыжая дева Мария Казимирская.
«И дальнии нам становятся ближними», — тогда резюмировал Филипп.
Новый апостол Павел в миру пребывал военным пенсионером и выглядел весьма моложаво — не старше 40 лет. Пал Семенычем на вы и на ты его так или иначе по-компанейски называли все, не исключая рыжей Маньки, для кого он стал любимым мужчиной, суженым женихом и всенепременным мужем.
По всем статьям вписавшегося в компанию истово христианской молодежи Павла Семеновича Булавина нельзя не принять как ближнего своего по множеству веских причин. И главная из них состоит в том, что из-за него видимым образом студентка-медичка Мария Казимирская радикально и кардинально сменила сексуальную ориентацию.
Ранее рыжая-бесстыжая похвалялась и выставлялась приснодевой, уверяя друзей, что однополая женская любовь помогает ей сохранять девственность и непорочность. Кто не верит, может лично в этом убедиться, посмотрев как в музее, не трогая руками или языком. Теперь же никто у нее и спрашивать о таких сексологических подробностях не осмеливается. Сразу видно: они с Пал Семенычем друг с другом живут душа в душу.
Вон Настя Заварзина так и говорит. Они похожи друг на дружку, будто муж и жена, лет сто прожившие вдвоем и собирающиеся помирать не иначе как в один день.
Счастливую парочку нельзя не привечать всем вместе и по отдельности. Среди прочих злоязычная и циничная особа — начинающая журналистка Софочка Жинович — умиляется, глядя на них, и за глаза обзывает молодоженами.
А уж когда пророки и глашатаи информационно-технологического общества апостол Андрей и евангелист Матвей признали в Пал Семеныче «крутого профи, юзающего компы в натуре», то молодому поколению стало ясно: полковник внутренних войск Булавин принадлежит XXI веку. Может, чуточку, краешком зацепил век двадцатый, подобно им всем.
По меньшей мере, бесподобный бортовой компьютер и периферия на булавинском «рейнджровере» стоят и умеют побольше, нежели наисамое продвинутое автомобильное «железо», о каком они когда-либо слыхали и читали.
И по части благочестия, религиозного рвения Пал Семеныч не уступит даже Фильке Ирнееву — таково есть общее мнение. А по знанию теологии Булавина можно смело сравнить с каким-нибудь профессором духовной академии.
Как-то обмолвился: вышел в отставку и начал писать книгу по религиозной философии. Интересно было бы почитать.
Пал Семеныч с Манькой еще не подъехали, но Софочка тут как тут. Наверняка, ее нынче интересует Джованни, — мимоходом отметил Филипп, отправив ее на пару с Настей по магазинам за недостающим провиантом и за кое-какими ингредиентами к себе домой.
Без Марика, в подавленном состоянии из Петра кулинар никакой; мало чего соображает, действует машинально, из рук сырье валится, сыпется…
«Непорядок, из рака ноги. Надо снова вспомнить Павла Тарсянина. Теперь бодрости духа ради».
— Петь, позволь процитировать близко к тексту. Итак-игитур, укрепите опустившиеся руки и ослабевшие колени и ходите прямо ногами вашими, дабы хромлющее не совратилось, а лучшее исправилось…
Чудо свершилось незамедлительно. Так было, и так будет.
Строки апостольского Послания к Евреям тотчас возымели действие. Не говоря ни слова, Петр расправил плечи, пружинисто перенес вес тела с пяток на носки, плавно развернулся на месте и вновь оказался в лучшей физической форме.
Кому много дано, добавится. У кого мала сила духа и та отнимется.
С доброй всесильной помощью Филиппа Ирнеева почет, уважение и окормление дорогие гости Петра Гаротника должны были обрести вдосталь. Ведь помимо хозяйского радушия их ждали полдюжины салатов, соблазнительное куриное суфле, чудесный закусочный торт с белорыбицей, искушающие обоняние свиные отбивные с острыми патиссонами на гарнир. Венчали же пиршество кондитерские изыски, где далеко не последней стала Филиппова кокосовая помадка.