– Я не имела права вообще подвергать вашу жизнь опасности! – запальчиво откликнулась она. – Не имела права получать эту рану, я оставила вас без защиты!
– Шай, – ровным голосом вновь прервал ее демонолог. – Тебе напомнить, как ты стала клинком?
– Не нужно, мессир, – глухо откликнулась клинок. – Я все помню. Простите, мессир, я иногда забываюсь… Мечу не положено таких речей.
– Ты не меч! – с отчаянием в голосе воскликнул Хельги. – Я вообще не это хотел сказать! Эй! Не вздумай в таком состоянии стать клинком! – предупреждающе взмахнул рукой он. – Превратишься – я потом лично тебя в переплавку пущу!
– Да, мессир, – тихо откликнулась Шайритта, – как пожелаете, мессир.
Как успел выяснить маг, каждое превращение из клинка в человека и обратно требовало определенных затрат энергии. А в теперешнем состоянии Шайритты такая затрата могла оказаться смертельной. И Хельги совершенно не хотелось вместо верной боевой подруги получить бездушную железку, пусть и такую же смертоносную. Честно говоря, ему вообще не хотелось, чтобы Шай когда-нибудь превращалась в меч…
– Мне вообще не следовало сейчас приходить, – уже на выходе бросил он. – Нужно подождать, пока ты успокоишься.
– Вы вольны приходить тогда, когда вам вздумается, мессир. Это ваши покои и…
– Сейчас это твои покои. И я надеюсь, что они таковыми и останутся, – чуть резче, чем следовало, оборвал ее демонолог и вышел в коридор.
Шайритта еще сильнее вжалась головой в подушку. Когда-то, очень-очень много лет назад, она принесла себя в жертву, дабы защитить дорогих сердцу людей. Но время шло, об этом забыли, и она уснула, превратившись в простой кусок обработанного металла. А потом, много лет спустя, появились Иленка и Хельги… Ее пробудили. Вот только клинок и помыслить не могла, будто сможет вновь становиться человеком. И теперь она не знала, радоваться ей или нет. Ведь не было ничего лучше, как чувствовать себя вновь живой. И не было ничего хуже, чем страх новой потери. Шайритта разрывалась между чувствами и долгом, с ужасом осознавая, как возвращение в клинок с каждым разом дается ей все труднее. Не за горами тот день, когда она уже не сможет стать мечом, не сможет защищать, станет не нужна… или нужна? Клинок беззвучно всхлипнула, по щекам покатились слезы. Первые с момента забвения…
Хельги в сердцах треснул кулаком по перилам. Опять двадцать пять! Ну как прикажете объяснять этой упрямице, что не меч ему нужен, а живой человек?! Нет, вбила себе в мозги глупый долг, и хоть ты кол на голове теши! Проще убедить вурдалака стать вегетарианцем, чем Шайритту не превращаться больше в кусок стали. Хоть бы знать, о чем она думает, что чувствует. Но здесь дар телепата Хельги отказывал. Ни разу, с того самого первого превращения, ему не удалось проникнуть в мысли Шайритты. От яростных размышлений демонолога отвлекла какая-то возня в прихожей. Домовичок, едва захлопнувши входную дверь, отдувался, сидя на коврике у порога.
– Там это… – пропыхтел он, заметив Криэ, – пришли к вам. За порогом ждут.
Хельги удивленно воззрился на нечистика. На его памяти домовой откалывал такой номер впервые. Обычно он или провожал гостей в библиотеку, или вежливо просил обождать в прихожей, но вот оставить за порогом…
– Так ить оборотни оне, – попытался оправдаться домовой, – нежить…
– Нюша, оборотни – нечисть, – вздохнул демонолог, догадываясь, кого бдительный домовой оставил куковать на крыльце.
Даниэль сидел на перилах и задумчиво грыз травинку, сорванную по дороге к дому Криэ. Как он и предполагал, его тут не ждали. Но столь яркой демонстрации того, что незваный гость хуже инквизитора, не ожидал. Солнышко все припекало, изрядно нагрев черноволосую макушку оборотня, и он уже начинал подумывать, а не воспользоваться ли окном, как и в прошлый раз. Но тут ситуация наконец-то соизволила разрешиться…
– Не очень-то приветливые у вас слуги, – протянул капитан чистильщиков, когда на крыльце появился хозяин дома.
– Не обижайтесь, домовые не любят лесную нечисть, – усмехнулся Хельги, пропуская гостя в дом.
Тот был только рад убраться с прогретых солнцем перил в приятную прохладу помещения. Криэ провел его на кухню, где нагловатый оборотень, воспользовавшись невнимательностью принимающей стороны, тут же сунул нос в холодильный шкаф, а затем и в хлебницу.
– Вы позволите? – запоздало осведомился он, заметив, как удивленно Хельги на него смотрит. – Со вчерашнего дня ничего не ел.
– Ничего или никого? – насмешливо осведомился маг.
– Что за темные предрассудки? – с наигранным возмущением откликнулся Даниэль. – Те времена, когда оборотни кого-то ели, остались во мрачном средневековье. Гадко, невкусно и совершенно не полезно для здоровья.
– Да? В таком случае будьте добры, сделайте и мне бутерброд, я тоже со вчерашнего дня никого, тьфу, ничего не ел.
Все разумные живые существа очень редко задумываются над тем, что у неба есть уши, и если упорно чего-то желать, да еще и многократно повторять это вслух, то в далекой лазури все непременно услышат, исполнят и даже с лихвой насыплют сверху, дабы мало не казалось…
И, похоже, недавние страстные сетования Арьяты не только по поводу отсутствия приключений, но и дождя наконец-то были услышаны. И более того, приняты к сведению. Кто-то в небесной канцелярии натянул поводья норовистой кобылки-погоды, и та, закусив удила, резво сменила жаркий шаг на сырую рысь. Ясный рассвет разом поблек, растеряв свои волшебные краски. Небо над Сумшанами затягивалось обложной серой хмарью. Тихая Псёленка окрасилась бурым свинцом и покрылась рябью волн, гонимых порывами сырого ветра. Тоскливо шелестел изрядно подвяленный, выгоревший на солнце рогоз.
Шири неспешно прогуливался по колено в воде с мечом наперевес. Резкий бросок – и на клинке затрепыхалась очередная рыба. Поводырь, шлепая по воде, выбрался на берег, отряхивая ноги от речного ила.
– Держи последнюю, – кинул он серебристую тушку Иленке. Девушка ловко поймала рыбу и отправила ее к уже лежавшим на листе лопуха товаркам.
После радикального требования подняться и отправиться в путь немедленно девушки взбунтовались, заявив, что с места не сдвинутся, пока не отдохнут и не поедят. Со вчерашнего вечера ни у кого и крошки во рту не было. На предложение поесть в городе Арьята демонстративно вытряхнула из кошеля четыре мелкие монетки и желчно поинтересовалась, каких размеров крошку хлеба ее верный Поводырь собирается на эти жалкие гроши приобрести. Шири, ворча себе под нос нечто отнюдь не лестное о бестолковости женщин в пешем походе, разулся и полез в воду. Эдан, чувствуя себя виноватым перед остальными, последовал за ним, но после того, как паренек несколько раз едва не упал и, хуже того, спугнул приличных размеров рыбину, которую Шири уже примерился насадить на клинок, Поводырь пинками выгнал его на берег, рыча: «Сиди уже, немочь!»
