Она пришла к началу утренней литургии, когда в храме находились лишь настоятель, клирики и певчие из хора. Женщина вошла, накинув на голову капюшон как можно глубже, так чтобы не было видно лица, и села рядом с исповедальней. Времени было достаточно, и она вспомнила свою первую исповедь, ей тогда едва исполнилось пятнадцать лет. Уже, будучи совсем юной, Ваноцца продавала своё тело, чтобы выжить. Перед глазами всплыли события почти тридцатилетней давности и падре сказавший: «Absovolo te[44]». Ваноцца не посещала церковь почти двадцать лет, с тех пор как появился искуситель. Она утратила веру и надежду на то, что ещё когда-нибудь вновь услышит: absovolo te.
Ваноцца сидела долго, пока не закончилась служба, по окончании которой к ней подошёл клирик:
– Синьора, вам плохо?
Она кивнула.
– Вы желаете исповедаться настоятелю?
– Я… Я хотела бы исповедаться фра Савонароле, – ответила Ваноцца почти шёпотом.
– Синьора, сожалею, но вам придётся подождать. Фра Савонаролы сейчас нет в храме.
– Прошу вас, – Ваноцца достала золотой флорин, – это на нужды храма, – она протянула монету клирику.
Тот, не в силах противостоять соблазну, взял её.
– Подождите синьора, я постараюсь вам помочь.
Клирик подошёл к настоятелю, они долго совещались, затем исчезли в небольшой двери напротив алтаря.
Фра Савонарола молился, стоя на коленях перед распятием Христа. Он истово кланялся и вымаливал у Господа оградить Рим и Италию от надвигающейся угрозы. Теперь видения участились, он видел их почти каждый день. Затем монах шёл на кафедру и говорил о них в своих проповедях.
Фра Савонарола занимал небольшое помещение, пристроенное к храму, в нём было всё необходимое для жизни: распятие, тюфяк для сна, низенький стол, табурет, бумага, чернила и перо для письма. Настоятель храма, отец Бенедикт, уважительно относился к Ордену Доминиканцев, считая его оплотом самого Господа на земле и праведным перстом в борьбе с ересью, поэтому дал приют проповеднику полгода назад.
Поначалу Савонарола проповедовал не часто, но затем, когда видения его участились, он выходил на кафедру почти каждый вечер.
– Фра Савонарола, в храм пришла некая синьора, по всему видно благородного происхождения. Она желает исповедаться только вам.
Монаха не удивила речь клирика, с тех пор, как он начал проповедовать, многие синьоры искали с ним встречи, дабы облегчить свою грешную душу. Он истово соблюдал тайну исповеди, но порой благородные синьоры, доводили его своими откровениями до исступления. Он запирался в своей импровизированной келье, часами проводя в молитвах, падая затем в изнеможении на пол перед распятием Иисуса Христа.
Фра Савонарола последовал в исповедальню. Неожиданно, он остановился: глаза застелила пелена – предвестник видений. Он отчётливо увидел незнакомого человека, из горла которого торчал стилет, кровь струилась, стекая на одежду.
Видение исчезло, монах продолжил свой путь. Он заметил женщину, сидевшую на скамье около исповедальни.
– Прошу вас, дочь моя…
Ваноцца вошла в тесную исповедальню и тут же извлекла из кармана плаща стилет.
– Я грешна, святой отец, – произнесла она срывающимся голосом.
– Вижу, вы даже не показываете своего лица. Видимо, грехи ваши слишком тяжки.
– О, да… Слишком… Вы правы.
Ваноцца посмотрела на окошечко, отделявшее её от монаха.
– Что тяготит вас? – спросил монах, как и положено при исповеди. – Доверьтесь мне…
Ваноцца внимательно рассматривала окошечко, затянутое тонкой резной решёткой, прикидывая, пройдёт ли через отверстие клинок стилета.
– Прошу вас, святой отец, приблизиться ко мне. Мне тяжело говорить…
Доминиканец прильнул к резной решётке. Женщина нацелила стилет в одно из резных отверстий, и как только монах приблизился к окошку, с неистовой силой вонзила клинок. Стилет достиг цели.
Ваноцца машинально одёрнула руку: доминиканец хрипел, пригвождённый длинным тонким клинком к решётке[45].
Последнее, что услышала женщина, было:
– Милосердия нет…
Грешница поправила капюшон и быстро покинула исповедальню. Храм был пуст, и она вышла незамеченной.
* * *
«Безумный Савонарола мёртв! Заколот в исповедальне, – мысленно ликовал Родриго Борджиа. – Через месяц состоится конклав кардиналов, большинством голосов, определится кандидатура на пост понтифика. Теперь мне никто не помешает купить конклав!»
Борджиа вызвал к себе Карло:
– Ты прекрасно справился с моим поручением. Вот награда за верную службу, – кардинал протянул мешочек, полный серебряных скудо.
– Благодарю, Ваше Преосвященство.
Карло охотно принял награду, не став разочаровывать покровителя: пусть думает, что именно он избавил мир от доминиканца.
Рим переживал смерть проповедника: город бурлил и полнился слухами. Горожане подозревали в убийстве богатых аристократов, которых раздражали речи монаха, но были и такие, кто склонялся к тому, что в убийстве замешаны тёмные силы.
* * *
Мадонна Канале неподвижно сидела в кресле напротив камина, но его тепло не согревало: тело женщины сотрясал озноб.
Никто не замечал её состояния. Служанки на кухне постоянно судачили о смерти Савонаролы, сиор Канале отправился по профессиональным делам, сыновья давно уже не жили с ней.
Ваноцца закуталась в шерстяной плед, но и он не спасал от мук совести и ужаса от содеянного поступка. Так она просидела долго и, наконец, задремала. Неожиданно огонь в камине всполохнул с огромной силой: искры разлетелись по залу. Ваноцца приоткрыла глаза, и на мгновенье ей показалось, что из огня на неё смотрит рогатая голова.
* * *
Напряжение между Лукрецией и Джулией Фарнезе росло с каждым днём. Лукреция чувствовала, что Адриана де Мила плетёт новые сети интриг. Она начала задумываться над тем, как первой нанести удар ненавистной матроне, подкладывающей свою дочь под Родриго Борджиа.
«Если бы у меня был яд, – размышляла юная синьорина, поздним зимним вечером, – я не задумываясь, отравила бы их обоих!»
Утром, когда Лукреция любовалась на своё отражение в венецианское роскошное зеркало, её взгляд скользнул по туалетному столику, где она обычно оставляла украшения: среди драгоценных камней лежал небольшой зеленоватый флакон, который обычно использовался для хранения духов. Лукреция тут же взяла его, решив откупорить и насладиться запахом.
Как только она свернула крышечку флакона, в зеркале появилось отражение Асмодео ди Неро, он улыбался. В голове девушки пронеслось лишь одно слово: «Яд!»
Теперь Лукреция знала, как устранить своих соперниц. Она написала записку Джулии Фарнезе, где выражала надежду на возобновление их дружеских отношений и приглашала её вместе с Адрианой де Мила в свои покои на ужин. По её замыслу этот ужин должен стать для La Bella и её матери последним.
