— Спасибо.
— Да не за что.
На том разговор и кончился.
Пальцы у меня на ногах ощущались как сосульки. Я пошла в ванную, стащила с себя носки, заткнула сток и налила в ванну горячей воды. Отсюда мне была видна входная дверь, и потому я отлично различила на лице Вайля мраморное выражение, когда он входил в номер. Лицо его резко переменилось, когда он увидел на стенах кровь.
— Господи боже! — Он качнулся в сторону, схватился за плиту, вытащил из кармана сотовый и стал трясущимися руками набирать номер. — Жасмин, только бы ты была живая! Только бы живая! — шептал он, вбивая цифры, и лицо его вдруг стало совершенно человеческим и очень встревоженным. Когда послышались сигналы моего телефона, он аж подпрыгнул дюйма на три. Я ответила сразу:
— Давай быстрее. Тут есть еще кое-кто в доме, и, похоже, встревоженный.
Он ни слова не сказал, просто бросил телефон, влетел и подхватил меня с края ванны. Как-то не по себе становится, когда тебя поднимают так, будто ты ничего не весишь. И вообще медвежьи объятия у меня ассоциируются с лесорубами и дружелюбными лиловыми динозаврами, а не с элегантными соблазнительными вампирами, с наслаждением впивающими суточную дозу ласки.
— Я думал, ты погибла, — сказал он.
Что ж, это объясняет спонтанное проявление нежности.
— Значит, ты знал, что Лилиана пошла по моему следу?
— Я… у меня было такое чувство.
Я не стала его ловить на этой уклончивости, но для себя отметила. Еще раз — и я ему устрою скандал, мало не покажется. Или — что будет умнее, но кайф не тот — попрошу его выложить все начистоту.
Вайль чуть отпустил меня, чтобы я встала ногами на ковер, а потом разжал объятия. Я отступила на шаг, не обратив внимания на вдруг поглотившее меня чувство одиночества — мне приходилось сильно напрягаться, чтобы не дать себе до него дотронуться, проверить, что эти объятия не были плодом галлюцинации.
— Прости, что я тебя оставил. У меня были подозрения, что она пустится по твоему следу, но я не ждал этого так быстро. Она всегда вожделела Кирилай — сначала потому, что была моей женой и считала, что его заслуживает. Потом — потому что погибли наши сыновья, и она считала, что его не заслуживаю я.
— Так ты никогда… никогда его раньше не снимал?
— Нет. Ни для Лилианы, ни для кого-либо вообще. До сих пор — ни разу.
Боже мой, боже мой, боже мой… Я мысленно дала себе пощечину. Жас, не паникуй. Каждый раз, когда ты теряешь самообладание, начинается черт-те что, так что немедленно — прекрати — панику!
— Ты прав, она приходила за кольцом, — сказала я. — Потребовала, чтобы я ей его отдала.
— И что ты сделала? — Всадила в нее три пули. Потом столкнула с крыши.
Он улыбнулся — не дернул губами, а улыбнулся по-настоящему, во все лицо.
— Наверное, ты очень не хотела расставаться с кольцом.
Я отступила за кресло, в котором сегодня дремала, погрузила руки в его спинку — потому что я, честно говоря, опасалась, как бы в ближайшем будущем у меня не закружилась голова от бурного дыхания, и тогда мне понадобится какая-то опора. Посмотрела в эти замечательные глаза, теплые, медово-золотистые с янтарными искрами, и кивнула.
— Если честно, то да. И сейчас не хочу. Я… мне трудно выразить, какая мне выпала честь его носить. Но если еще честнее, то вся эта история меня пугает.
— Пугает, поскольку?..
Я уставилась долгим взглядом на швы его воротника. Импульс сжаться, скорчиться, выйти из разговора ощущался на глубочайшем, базовом, черт его подери, уровне. Мы с Вайлем уже так долго топтались возле этой темы, что у меня возникло подозрение: если я заговорю об этом прямо, кому-то из нас придется рвать все нити и уходить. Вполне приемлемая реакция, если уходить есть куда. Чего нет ни у одного из нас.
— Я какое-то время была только твоей помощницей, твоим авхаром. — Я старалась не смотреть ему в глаза. — Я не вполне понимаю, о чем это мы согласились, и все же не могу себе представить какую-нибудь другую жизнь. Когда ты дал мне это кольцо… когда я дала тебе кровь… это… то есть мы вышли за пределы всего, что я испытывала когда-нибудь с кем бы то ни было. Мы вручили друг другу спасение своей души.
Даже от произнесения этих слов у меня закружилась голова.
Он ласковым движением пальца поднял мое лицо под подбородок, наши глаза встретились — и я вздрогнула. Такая открытая честность была в этом взгляде, что даже сердце сжалось.
— Ты — мой авхар. Я — твой схверамин. Глубина этого отношения связывает нас теснее, чем просто товарищей по работе или игроков одной команды.
Он ждал моих слов, и глаза его пылали чувством.
Видит Бог, я хотела сказать то, что он хотел от меня услышать. Но не могла. Слишком я чувствовала себя… подранком? Странное слово. Никогда не была я в лучшей физической форме. И все же более подходящего слова не могла найти.
— Когда я потеряла Мэтта и всю свою группу, Эви меня все склоняла изложить чувства словами. Она думала, что от этого станет лучше каким-то образом. А я не могла ей сказать, что чувство у меня такое, будто кровь течет из всех пор. Не могла сказать, что ощущение — будто меня свежуют заживо, что каждое утро, глядя в зеркало, я не могу поверить, что волосы за ночь не поседели. Потому что это даже и близко не подошло бы к правде. Вот почему я вообще ничего не говорила.
— Я понимаю.
Я ему поверила.
— У каждого есть предел того, что он может вынести, Вайль.
Он посмотрел на меня серьезными глазами.
— У каждого есть предел того, что он может вынести в одиночку. Но я не буду тебя просить делать ничего, что ты не могла бы вынести.
— Так я… так я могу оставить кольцо себе?
— Оно твое, — сказал он. — Что бы дальше ни случилось, это не переменится.
Я повезла Вайля в «Розовый дворец», оставив работу по уборке специалистам — Управление содержит целый их штат, по понятным причинам. В помещение мы влетели едва за двадцать минут до рассвета.
— У тебя усталый вид, — сказал мне Вайль, когда я сбросила с плеч жакет и повесила на спинку стула.
Надо было сказать на это что-нибудь умное, но я сняла туфли и рухнула на кровать, ничего сама не слыша за ликующими воплями собственного тела.
— Я знаю, что должен дать тебе поспать, но у меня такое облегчение, что Лилиана тебя не убила, что глаз от тебя оторвать не могу.
— Это у тебя облегчение? Когда она меня поймала, пытаясь отрезать мне выход, я думала, что я уже спеклась.
— А еще тот молодой человек, которого я отвез в больницу. У него от крови такой неправильный запах… я боялся, что пребывание рядом с ним принесло тебе непоправимый вред.
