Забавно, что первые норы появились после пятого Всплеска. Забавно потому, что до этого он не убивал или не изменял людей. Но наступил тот день, когда Всплеск слизал не меньше десяти деревень, о которых я знал. Вообще достаточно трудно сейчас сказать о том, сколько же людей погибло тогда. Думаю, что очень много. После Всплеска в деревнях появились норы. Ты, Следующий, можешь спросить меня: «А как же выжил ты?» Честно отвечу: не знаю. Я вообще смутно помню пятый Всплеск. У меня есть лишь обрывки воспоминаний об этом. Знаю только то, что уже в шестой Всплеск прятался в норе.
Думаю, что я утомил тебя, Следующий. Но прежде, чем я перейду к главной части моего рассказа, ты должен еще потерпеть чуть-чуть. Поверь, самое интересное и важное впереди. Я не оставляю надежду, что ты очень любознательный. Возможно, нож гильотины висит над твоей жизнью, острый, как бритва, но чем больше я думаю над этим, тем сложнее переносить мысли на бумагу. Мои глаза слезятся от тусклого света, но я закончу. Должен. Обязан.
Вернемся к Всплеску. Скорее всего, в твоем мире, Следующий, его называют иначе: Взрыв, Выброс. Я не знаю. Мой пугливый разум жалобно попискивает в попытке объяснить Всплеск. Представь, как тучи за пару часов наливаются чернилами, как блекнут цвета, как сердце начинает ни с того ни с сего бешено биться. Прокатывается далекий тревожный гул. В лесу воцаряется тишина. Ты чувствуешь, как воздух наэлектризовывается, как волоски на спине встают дыбом. Мысли начинают сталкиваться с силой и грохотом танков.
Плохо твое дело, если ты не успеваешь спрятаться в норе…
Я не знаю ни одного человека, который бы смог перенести Всплеск. Твое тело может выжить, но вот разум…
Я не слишком утомил тебя? Теперь перейду к главной части рассказа: откуда я, Седьмой, понял о твоем существовании, Следующий. Когда я вернулся домой, то первые две недели потратил на изучение найденных книг. Тетрадь закинул в ящик стола, и забыл о ее существовании. Ах, какие книги мне попались! Классика художественной литературы! И «Дэвид Копперфильд» Чарльза Диккенса, и «Луна и грош» Уильяма Сомерсета Моэма, и «Бесы» Федора Достоевского. Господи, сколько наслаждения в этих книгах! И хотя меня ждали расчеты и опыты, я не жалею, что потратил время на чтение классики.
Я, наверное, кажусь тебе, Следующий, немного странным? В моей первой записи ты мог обратить внимание на грубые выражения. Знаешь, порой мне кажется, что во мне живут два разных человека. Один — умный и утонченный, а другой — грубый и циничный. В любом случае, я стараюсь описывать все так, как оно было. Если на ногу мне упадет кирпич, то буду материться. Если попадется достойный собеседник, то я могу общаться красиво. Хотя достойных собеседников я не видел вот уже лет десять. Вымерли, наверное.
Как-то так.
Но вернемся к тетради. Я, как уже написал выше, потратил две недели на чтение. Стоит сказать, что мой дом находится в лесу. И надо было залатать крышу. Да и канистры с водой заканчивались. Я с трудом, но оторвался от книг и занялся насущными делами: нарубил дров, сходил на ручей, приготовил куриную похлебку (до этого две недели питался консервами). О тетради совсем забыл.
Близился восемнадцатый Всплеск. У меня оставалось четырнадцать дней для того, чтобы дойти до Норовых мест. Но я не спешил. Когда ударит Всплеск, с моим домом ничего не случится (возможно, лишь сломаются некоторые мои ловушки от монстров), записи останутся лежать на столе, а бутылки с алкоголем будут стоять в погребе.
Я не люблю спешить. Спешка хороша лишь для ловли мух. Тем более, что мое здоровье ухудшилось в последние три месяца. Наверное, все эти ночевки на открытом воздухе зимой сказались на костях. Подленький внутренний голосок нашептывает мне, что тело съедает артрит. Хотя стоит признаться, что я не знаю симптомов артрита. По вечерам кости ломит так, как будто бы кто-то пилит их. Безымянный и указательный пальцы на правой руке больше не шевелятся. Я пробовал их сгибать, но боль была ужасной.
Наверное, все-таки я отбегался.
В общем, вспомнил я про тетрадь. Прочитал две страницы. И первое, что бросилось мне в глаза, это даты записи. Они якобы были сделаны в один день, но разными людьми. Алексей Семенов, Александр Юшин, Евгений Тропов, Григорий Дятлов — кто они? И почему фигурировала одна дата — двадцатое июля, день, когда случился первый Всплеск?
Вопросы, вопросы…
Я ломал голову над ними, но так и не смог объяснить взаимосвязь даты и людей. Думал о том, что в элитном поселке, где я нашел тетрадь, все-таки была какая-то аномалия, которая изменяла время. Люди, попадавшие в эту аномалию, оказывались в прошлом и… В общем, бред. В итоге я сошелся на том, что записи сделал один и тот же человек. Мало ли на свете психов?
И если бы не ряд случайных обстоятельств, то я бы сжег тетрадь. Но все произошло иначе. В один из вечеров я засиделся над вычислениями магнитных полей плетеных человечков (кто бы вообще додумался до такого?). Однако перед тем, как уйти спать, я решил последний раз посмотреть на записи в найденной тетради. Как же я удивился, когда заметил, что половина страниц была исписана! Это невозможно! Это невероятно! Я точно помнил, что тетрадь была пустой за исключением первых двух листов. Наверное, невидимыми чернилами сделали записи. Я до сих пор не знаю, как они появились. Возможно, лампа на столе как-то повлияла. Или солнечный свет.
Так я узнал о тебе, Следующий.
Уже светало, когда Сергей тяжело рухнул в кусты кедровника.
«Вставай!» — приказал голос.
Но у Тропова болели все мышцы и даже подняться не было сил. Еловые иголки кололи щеку, губы. Спину царапала ветка кедровника.
«Вставай!»
Нет. Надо отдохнуть. Спешить некуда. Сергей закрыл глаза. Всю ночь он бродил по лесу, внимал советам голоса в голове, но в итоге еще больше заблудился. Толстые деревья стали тесниться плотнее, кусты мешали идти. К тому же ночью его искусали комары, не оставив живого места.
«Ты должен идти. Таня была здесь. Я знаю. Девчонка специально хотела запутать след. Ты должен встать и продолжить путь. Я говорю тебе честно: Таня еще далеко. Но она сейчас сбавила темп, и мы сможем догнать ее сегодня. Догоним, если ты не будешь валяться в кустах и ждать, пока змея не цапнет за яйца».
Превозмогая боль, Сергей поднялся. Шрам на щеке горел огнем, зубы ломило. Он сошел с ума, если верит внутренним голосам. Однако где-то внутри слабо звенела незримая струна, которая могла распознать — сбрендил он или нет. И эта струна давала понять, что с ним, Сергеем, все в порядке.
Тропов коснулся рукой поясницы и обнаружил на футболке дыру. Он тяжело вздохнул и ломанулся через кусты кедровника.
