кажется, закуток для няньки её, Алисы… «Ах, Алиса, как бы нам подольше с тобой не свидеться? Обойди меня, Господь, не забирай – у меня ведь доченька! Не могу я её одну оставить, молоденькая ещё, не управится одна с обязанностями княжны!»
Ни молитвы, ни благовония, конечно, не помогли. Когда однажды поутру Роза пожаловалась, что ей трудно встать, у Маргареты сердце пропустило два удара и едва совсем не остановилось. Она осторожно подошла к дочери, совсем не желая знать правду, протянула руку и коснулась бледного, покрытого испариной лба девочки. Прохладный… Ох, помилуй, Господи! Наверное, девочка просто дорогой вымоталась! Да и страшно тут, испугалась маленькая!..
Маргарета распорядилась послать за доктором, но служанка будто её не слышала – молчаливой мышью из комнаты выскользнула и дверь с грохотом за собой захлопнула.
– Это что ещё за дерзости? – крикнула ей вслед разъярённая Маргарета. – Казню мерзавку!
И вдруг вспомнила, что казнить никого она уже не имеет права – здесь теперь один палач на всех…
* * *
Княгиня не узнавала собственных владений. Запустение и тишина, только собаки лают на псарне да ветер шуршит портьерами в незакрытых окнах… Маргарета рассеянно бродила по тёмным выстуженным залам, Роза молча плелась за ней, опасаясь заговорить. Девочке здесь было страшно и неуютно, она ужасно хотела обратно домой, под крыло матери-настоятельницы.
– Вот, Розочка, отец твой велел нам явиться, управлять делами тут, – ворчала Маргарета, поднимая забытый кубок с пола: – А каким чёртом тут управлять? Почему такой раздрай кругом, с чего я сама должна кубки с пола подбирать? – сердилась она всё больше. Роза в это время наступила на что-то мягкое и хрусткое, посмотрела вниз и с визгом отпрыгнула – мышь! Дохлая мышь прямо посреди обеденного зала!
– Это ещё что за мерзости? – закричала Маргарета и швырнула кубок об пол так, что звон по всем стенам и потолку пошёл. – Эй, кто там есть? Служанки? Дворецкий? – княгиня решительно пошла по коридорам, заглядывая в открытые двери покоев и каморок. Никого… всюду запустение, паутина, страх, смерть…
– Мама, мне что-то нехорошо, – запыхавшись, догнала её Роза.
– Что с тобой, дитя моё? – обеспокоенная Маргарета приложила ко лбу её холодную ладонь. Горячий. О господи…
– Ты заболела? – заглянула она дочери в глаза.
– Нет, не думаю, наверное, просто дорога и холод… не беспокойся, мама, скажи только – где я могу прилечь?
Маргарета отвела её в свою бывшую спальню, сама перестелила постель. Нет, она не знала и не могла знать, где в этом замке хранится постельное бельё, но какая-то нерадивая тварь из челяди бросила гору чистого белья прямо на кресло возле кровати, а постелить не потрудилась!
– Проклятые лентяи, что за морок с ними приключился? Все как заколдованные. Ну, чума – и что, она отменяет все порядки, все княжеские приказы? – возмущалась Маргарета, ворочая тяжёлые огромные простыни и покрывала. Роза в это время бессильно опустилась в кресло. Лицо её горело пунцовым, переспелым огнём.
Маргарета уложила дочь в постель, пропахшую лежалым полотном, но хотя бы чистую. Тщательно подоткнула одеяло – девочку знобило, поцеловала в покрытый испариной лоб и, повторяя про себя: «Это всего лишь простуда, мы долго ехали снегами, это не чума, это простуда!», перекрестила свою девочку и ушла на кухню позаботиться, чтобы им подали ужин и вызвали доктора.
Вечером за полупустой стол, едва накрытый парой каких-то странных, непонятных полужидких кушаний, если это можно так назвать, Маргарета уселась одна. Роза спала, выпив молока с мёдом – хотя бы это в замковых погребах ещё осталось! Хотя, как уверяли две испуганные, худые служанки, еды в достатке – есть её некому, но и готовить тоже, эти две дурочки не умеют ничего, они с детства прачка да швея. Маргарета едва притронулась к еде. Она понимала, что голодна, но ничего не могла даже в рот положить, её терзало беспокойство за дочь. Она не может подхватить чуму, нет, не может! Это её единственный, последний живой ребёнок, других у княгини не будет, значит, Роза должна жить! Не может такого быть, чтобы Господь оказался так жесток! Нет, не на этот раз. Ни один изверг в мире не заслуживает потери всех своих детей! Маргарета долго смотрела в одну точку и крошила кусок хлеба на крошки, а те – на крошки ещё мельче. Потом скатывала из них шарики, потом ломала их снова на крошки. Когда наконец обессилела совсем, встала из-за стола и на дрожащих, неуверенных ногах прошла в спальню. Мучительно прислушалась – дышит! Ровно, спокойно дышит её обожаемое дитя! Маргарета поняла, что не дышит она сама, отпустила комок в груди, вдохнула наконец – всё будет хорошо! Это просто простуда. Чума уже унесла всех кого могла – вон, две служанки-неумехи живы! И у Розы получится. Маргарета, не снимая тяжёлого дорожного платья, забралась к дочери под одеяло и осторожно обняла её, своё хрупкое сокровище:
– Всё будет хорошо, мой ангел! – прошептала она, зарываясь лицом в тёмные, влажные от пота волосы дочери. – Я с тобой, малышка! Я с тобой…
Поздним утром, так и не дождавшись распоряжений о завтраке, служанка робко постучалась в тяжёлую дверь спальни. Никто не ответил, и она решилась войти без разрешения.
– Госпожи… – тихо позвала она. Ни одна из них даже не шелохнулась.
– Госпожа княгиня, госпожа княжна! – чуть громче позвала служанка и опасливо приблизилась к постели. Она боялась увидеть там мёртвых… Вдруг княжна Роза резко села, согнулась пополам и зашлась диким, ужасающим кашлем, будто из неё демон наружу рвался, и кровь хлынула прямо на шёлковое одеяло. Служанка вскрикнула, отшатнулась, уронила поднос, и кувшин с водой загрохотал по ледяному полу. Камин растопить так и не удосужились…
– Простите, госпожа, – забормотала служанка, потянулась было поднять кувшин, но вместо этого бочком-бочком пробралась к выходу и выскочила, как ошпаренная.
– Мама… – прошептала Роза и тронула спящую Маргарету. Та не отреагировала. – Мамочка, ты жива? – испуганно потрясла её дочь, но новый приступ кашля удушил её.
Маргарета что-то проворчала, и гримаса боли перекосила её лицо. Но глаз так и не открыла. Роза, обессилев, упала рядом с ней.
– Мама, – прошептала она снова, и горячие слёзы потекли по её раскрашенным кровью щекам. – Проснись, мама, я умираю…
Она то теряла сознание, то снова приходила в себя. Девочку терзала сильнейшая жажда, но слуги боялись подходить к ней и даже воды не подавали. Всё, на что их хватило, это вызвать доктора. Пришёл иссохший старик, высокий и ледяной, как сама чума. Пощупал без страха обеих больных, бегло
