Конан яростно посмотрел на нее, обернулся и сорвал крышку с саркофага. Саркофаг был пуст. За его спиной раздался хохот девушки, от которого кровь заледенела. Король повернулся к ней.
— Акиваша — это ты! — он заскрипел зубами.
Она продолжала смеяться.
— Да, я Акиваша! Та самая, что никогда не умирала и не знала старости! Та самая, про которую глупцы говорят, что она была взята богами на небо в расцвете лет и сделалась повелительницей небесных сфер! О нет, лишь во мраке смертный может обрести бессмертие. Я умерла десять тысяч лет назад, чтобы жить вечно! Дай мне твои губы, богатырь!
Она легко вскочила и подбежала к Конану, встала на кончики пальцев и обвила руками его могучую шею. Он глядел на ее прекрасное лицо и чувствовал отвращение, смешанное с леденящим ужасом.
— Люби меня! — прошептала она, откинув голову. — Дай мне частицу твоей крови, чтобы поддержать мою молодость. Тебя я тоже сделаю бессмертным! Ты познаешь мудрость всех эпох, откроешь все тайны, что собраны в этих подземельях за столетия. Ты станешь повелителем призрачного войска, которое пирует среди древних могил, когда ночь опускается на пустыню и летучие мыши пересекают лунный диск. Хватит с меня жрецов, магов и рабынь, которые визжат, когда их тащат через ворота смерти. Я хочу мужчину. Люби меня, варвар!
Она прильнула к его груди, и он почувствовал боль у основания шеи. Король с проклятьем отшвырнул девушку на ложе.
— Чертова упыриха!
Из ранки на шее текла струйка крови.
Она села на ложе, как змея, приготовившаяся к прыжку, и желтые огни преисподней горели в ее огромных глазах. Дьявольская улыбка обнажила острые белые зубы.
— Глупец! — крикнула она. — Ты думаешь уйти от меня? Ты будешь жить и подыхать здесь, в темноте. Я завела тебя глубоко в подземелья, и один ты никогда не найдешь обратной дороги. Ты не минуешь тех, кто стережет тоннели. Если бы не я, сыновья Сета давно бы сожрали тебя. Глупец, я еще напьюсь твоей крови!
— Держись подальше, не то я раскромсаю тебя на куски! — прорычал король. — Может, ты и бессмертная, но сталь тебя победит.
Он отступил к дверям, через которые вошел, и вдруг наступила темнота. Все свечи таинственным образом погасли, хотя принцесса не трогалась с места. За спиной раздавался смех упырихи, подобный сладкой отраве адских скрипок, и Конан облился потом, ища выхода. Наконец, нашел и побежал, не особенно задумываясь, куда — лишь бы подальше от этой заколдованной залы, которая в течение многих веков была жилищем прекрасного и отвратительного, живого и мертвого существа.
Его путешествие по бесконечным изгибам черных коридоров было сплошным мучительным кошмаром. То тут, то там слышал он шорох ползущих тел, однажды до него донесся отголосок знакомого жуткого смеха. Он был в отчаянии и чувствовал себя жертвой дьявольской забавы, он думал, что его попросту заманивают все глубже и глубже в последнюю тьму, где поджидают его клыки и когти демонов мрака.
Кроме страха, его не оставляло и чувство отвращения от правды, которую он открыл. Легенда об Акиваше была невероятно древней, но было в ней и нечто притягательное — миф о вечной молодости. Для мечтателей, влюбленных и поэтов она была не только преступной принцессой из стигийского предания, но и символом бессмертной красоты, вечно живущей в далеком обиталище богов. Теперь он узнал страшную действительность. Источником вечной жизни было позорное преступление. И к физическому отвращению присоединилась боль от того, что человеческое совершенство — лишь сон, что золото обернется грязью, что все людские устремления напрасны, все ложь и обман…
И еще он понял, что за ним гонятся, и преследователи неумолимо приближаются. Во мраке раздавалось шуршание, которое не могут издавать ни человеческие ноги, ни звериные лапы. Он обернулся в полной темноте, чтобы встретить врага лицом к лицу — и стал медленно отступать. Потом стихли звуки, и Конан, вновь обернувшись, увидел где-то вдалеке слабый свет.
Конан медленно двигался в сторону света и прислушивался, не раздадутся ли за спиной звуки погони. Хоть ничего не было слышно, варвар чуял, что в темноте таится разумная жизнь.
Источник света не стоял на месте — он двигался, причудливо подскакивая. Тоннель, по которому он шел, пересекся с другим коридором, пошире. А по этому коридору шли четверо высоких и тонких людей в черной одежде с капюшонами на головах, каждый опирался на посох. Предводитель нес над головой факел, горевший удивительно ровным светом. Они не походили на стигийцев — Конан таких людей никогда не встречал, да и люди ли это?
Однако положения киммерийца уже ничто не могло ухудшить, и прежде чем за спиной раздалось страшное шуршание, Конан выскочил в коридор. Четверка двигалась впереди. Он бесшумно следовал за ней, но прижался к стене, увидев, что они остановились, посовещались и стали возвращаться. Конан укрылся в ближайшем проходе. Он уже неплохо ориентировался в темноте и убедился, что тоннель идет не прямо, а с поворотами. За первым поворотом он и притаился, чтобы его не увидели в свете необыкновенного факела.
За его спиной раздался шум голосов. Пройдя дальше вглубь коридора, он понял, что не ослышался, решил двигаться в ту сторону.
Наконец впереди показалось пятно света, и он повернул в коридор, бывший его источником. В дальнем конце коридора слабо виднелись широкие двери. Слева поднимались вверх узкие каменные ступени — по ним он и поднялся, как подсказал ему инстинкт. Поднявшись по ступеням, он нашел невысокую дверь, ведущую в огромный зал, наполненный бледно-зеленым светом.
Он стоял на темной галерее, окружавшей помещение воистину гигантских размеров. Это был Зал Мертвых — немногие люди, если не считать молчаливых стигийских жрецов, побывали здесь. Пестрые резные саркофаги покоились в нишах черных стен. Ниши были продолблены на разных уровнях, самые верхние терялись во мраке под куполом. Тысячи масок равнодушно глядели вниз, где, жалкая и беспомощная, по сравнению с этой армией мертвецов, стояла группа людей.
Десятеро из них были те самые жрецы, с которыми Конан вошел в пирамиду — он узнал их, несмотря на маски. Жрецы стояли перед высоким человеком с орлиным лицом возле черного алтаря, на котором лежала мумия в истлевших бинтах. А сам алтарь был освещен блеском живого пламени, исходившим из большого алого кристалла. В его свете лица жрецов были мертвенно бледными. Глядя вниз, Конан вдруг почувствовал груз всех долгих миль, всех тяжких дней и ночей своей трудной дороги. Ему хотелось броситься на жрецов, раскидать их ударами своего оружия и схватить желанную драгоценность. Но он терпеливо ждал, притаившись в тени каменной балюстрады. Вниз с галереи вела вдоль стены узкая лестница. Оглядев зал, Конан убедился, что, кроме жрецов, в нем никого нет.
