А может, старик вообще никого не убивал? Просто одиночество доконало.
Вдруг Сережа встал и направился к стойке. Достал телефон и набрал номер. Надо же: не забыл! На другом конце щелкнуло.
– Алло, – родной голос. Как давно он ее не слышал.
– Алло, – повторила женщина.
– Здравствуй, мама…
Александр Обухов не любил свою работу, но работал, потому что ни черта больше не умел. В ВОХР завода РТИ его привел друг и сосед Леха Сергеев. График сутки через трое был жестоким, но приемлемым. Ему бы сутки через семь, было бы самое то. Таких графиков еще не придумали, и поэтому Сашка мучился, но на работу ходил.
Обухов пришел к посту № 3 на развод к восьми часам невыспавшимся и злым. Но предчувствие того, что его закинут на какой-нибудь дальний пост и там он сможет отоспаться, слегка подняло его настроение, и он с улыбкой вошел в комнату отдыха, где собрался практически весь караул.
ВОХР завода РТИ сплошь состоял из пенсионеров и бездельников вроде Александра. Четыре караула бабушек и дедушек были разбавлены молодыми лоботрясами, которым выдавалось оружие – револьверы системы Нагана. Обухов вообще не представлял, зачем им их выдают. Единственную угрозу предприятию и им лично нес начальник охраны Карташов Михаил Алексеевич да свора бродячих собак. Михаила Алексеевича прозвали Черным Плащом за очень тихие появления среди ночи на территории завода. Вот, собственно, эти самые появления и заставляли нервничать всех пенсионеров и бездельников.
Саша пожал руки мужчинам, поздоровался с женщинами и сел за Соловьевым, таким же, как и Обухов, «молодым и амбициозным», как говорил Черный Плащ.
– Итак, я думаю, можно начинать, – сказал Карташов.
Александр отвернулся – его раздражала улыбка старого маразматика.
– Я думаю, надо начать с наших «достижений», – начальник охраны положил руку на какие-то бумаги на столе.
Выступления Черного Плаща отличались тем, что он никогда не сидел за столом. Сейчас там сидел Кулагин – начальник бюро пропусков, а начальник охраны стоял рядом и улыбался.
– Ивлев Федор Семенович, – начал Карташов зачитывать с первого листа, – спал на седьмом посту на прошлой смене, – он отложил объяснительную и взял новую. – Соловьев Сергей Афанасьевич был пьяным. Зуб болел, да, Соловьев?
Сергей встал.
– Я же все написал в объяснительной.
– Да, да. Я просто хочу напомнить, что она уже вторая. После третьей мы с вами расстанемся.
Все его реплики всегда сопровождались мерзкой улыбкой, от чего воротило как минимум молодую часть коллектива. Но когда Карташов обратился к Обухову, улыбки на лице старика не было. Его лицо вытянулось и стало серьезным, как будто он был обеспокоен чем-то.
– Обухов, вам не было скучно на прошлой смене?
Саша еще не понял, что это было, вопрос или констатация факта, когда Карташов с озабоченным видом продолжил:
– Вы не скучали на пятом посту?
Именно за это его все и ненавидели. Боялись и ненавидели. Он мог следить за тобой, когда ты спал, когда читал, когда мочился, когда с кем-то о чем-то договаривался. Он мог следить за тобой все двадцать четыре часа, что ты на смене, а рассказать тебе об этом только на следующем разводе. Саша вспомнил слова песенки из мультсериала, в честь героя которого и прозвали начальника охраны:
«Дым и пламя, шум и гром, дерзость и расчет… Черный рыцарь скрыт плащом, славы он не ждет».
Действительно, зачем ему слава. Да и Обухову она ни к чему. Но если Карташов увидел что-то неприличное, то слава… дурная слава Сашку ждет наверняка. Он попытался вспомнить, что мог делать на пятом посту три дня назад. В голову ничего не приходило. Он даже не помнил, ночью стоял на этом посту или днем.
– Молчите? А я вам скажу, что опасную игру вы затеяли.
Александр едва не закричал, что ничего не брал, что не продавал бухту веревки своему соседу… Стоп! Это было смены три назад, и веревку он продавал со второго поста, потому как цех, где она в основном использовалась, был в пяти метрах от поста. Было бы неоправданной глупостью тащить почти шестидесятикилограммовый тюк через весь завод. Это не то. Тогда о чем он?
– Я… – начал Саша, но Карташов перебил его.
– Вы должны понимать, что свора голодных собак запросто может вас убить. Эти твари никогда уже не станут домашними, потому что несколько поколений успели появиться в условиях, далеких от комфортных.
– Меня мамка родила в нашем роддоме, и тоже в условиях, далеких от комфортных, – попытался пошутить Серега Соловьев.
Кто-то засмеялся, Сашка только улыбнулся, у Карташова на лице не дрогнул ни один мускул.
– Я сейчас о серьезных вещах говорю, – холодно произнес начальник, но глаз от Обухова не отвел. – Подкармливая их, вы только увеличиваете их армию.
Вот он о чем! Сашка вспомнил, что кормил Тарзана – огромного беспородного пса с белым пятном на боку. Не сказать, чтобы Обухов любил собак, но этот пес показался ему умным. Но о какой армии Карташов говорит? Да, по заводу шастают несколько хромых и тощих псов, но серьезной угрозы они не представляли даже для детей. Ах да! Он же Черный Плащ! Победитель темных сил!
– В связи с этим руководство завода поручило нам отстрел этих животных, несущих угрозу рабочим предприятия.
* * *
Отстрел назначили на субботу. Сашка к истреблению животных относился с пониманием. Для него отстрел бродячих собак был сродни травле тараканов. Прожив двадцать пять лет в общежитии, Обухов привык к насекомым, а вот к бродячим псам привыкать не хотел. Поэтому в этом мероприятии Сашка поучаствовал бы с удовольствием. Если бы суббота была его сменой. Работать в свой выходной он любил еще меньше, чем собак. Но приказ сверху гласил о выходе в субботу всех, у кого есть разрешение на оружие. Черт! А Александр уже хотел было прибегнуть к проверенному способу – уйти на больничный. У него были проблемы с желчным пузырем, и он с успехом пользовался этим. Особенно если его смена попадала на праздники. Сославшись на боли в боку, Сашка получал неделю выходных. Сейчас можно было бы поступить так же, но его остановило одно обстоятельство. Ему в кои-то веки позволят пострелять из «нагана» 34-го года. Из шестидесятилетнего револьвера да по движущимся мишеням грех не пострелять. К тому же это будет днем, а ночью он сможет спокойно выспаться.
Утренний влажный воздух уже источал аромат осени. Небо было чистым, грязно-голубого цвета. Сашка поежился и посмотрел на запад – горизонт был серым. Дожди – неотъемлемая часть осенних деньков, как и смерть – часть жизни.
Сегодня он не выспался. Саша всю ночь думал о несправедливости. Ему вдруг перехотелось стрелять в беззащитных животных. Они ведь ни в чем не виноваты. Человек приручил, пообещал заботу, а потом взял и отказался от своих обещаний. Впрочем, и человека винить трудно. Развал страны, разгул преступности – забойная такая перестройка получилась. Людям самим есть нечего стало, не то что собак кормить. И бедные животные стали никому не нужны. И получается теперь, что смерть – неотъемлемая часть их жизни. Жизни никчемной, раздавленной людским обманом. Да, человек такой. Хочу – покормлю, хочу – приласкаю, а хочу – расстреляю в прекрасный субботний денек из раритетного оружия.
