Сен-Жермен не стал говорить Тиштри о стычке. Перед ответственным выступлением лишние волнения ни к чему.
– Я таки сомневаюсь в Шинзе,- сказала девушка, похлопывая по холке новую лошадь.- Жаль, что Иммит охромела. Придется делать все сальто на прямых отрезках пути, а повороты проходить с чем-нибудь легким.- В своей армянской тунике, подпоясанной двумя ремешками, и с медными браслетами на запястьях она была поразительно хороша.
– Ты только зря не рискуй, Тиштри. И убери из программы стойку вниз головой.- Сен-Жермен положил на плечо наездницы руку.- Я возьму всю ответственность на себя. Скажу императору, что сам внес все изменения в твое выступление и что у меня есть на то основания. Они ведь и вправду есть.- Его самого удивила собственная заботливость, но он быстро понял, где ее корни. Оливия далеко, Тиштри рядом, излишки нежности к первой проливаются на вторую. Он смущенно умолк.
– Не хочу разочаровывать императора,- произнесла девушка твердо.- Он мечтает увидеть то, что
видел однажды. Зачем же его огорчать? – Она легонько взмахнула коротким хлыстом, пристегнутым к ее узенькому запястью.- Я дважды проверила все снаряжение, оно не подведет.
– Упряжь новая? – спросил Сен-Жермен, бросил быстрый взгляд на широкие подпруги и облегченные хомуты, прикрепленные к укороченному ярму для скачек.
– Абсолютно. Я старила ее несколько месяцев, так что натирать не будет нигде. – Девушка посмотрела на колесницу. – Вот повозка, конечно, уже износилась.
– Сколько она у тебя? – Сен-Жермен опять ощутил укол невнятной тревоги.
– Немногим менее двух лет. Достаточный срок. – Она широко улыбнулась, глядя на него снизу вверх. – Хорошо бы следующую украсить орнаментом из резных завитков.
Сен-Жермен рассмеялся.
– Если при этом не нарушится балансировка и не изменится вес, то так и поступим. Скажешь, чего еще тебе хочется, и я завтра же обращусь к мастерам.
– Чудесно. – Ее глаза заплясали. – А роспись они сделают? Мне подошли бы кони, несущиеся сквозь облака.
– Все, что пожелаешь, – пообещал он, проводя пальцем по ее смуглой щеке. – Удачи тебе, Тиштри. Береги себя.
Теперь настал ее черед рассмеяться.
– Ты слишком добр ко мне, господин. – Подарив ему шаловливый взгляд, Тиштри прыгнула в колесницу и обмотала поводья вокруг талии. – Мне надо их разогреть. – Чтобы не показаться грубой, она добавила: – Ты в новой тунике. Она ведь не персидская, верно?
– Мне привезли ее из Индии. Она хороша тем что в ней прохладно.
– Если ты ищешь прохлады, то почему всегда ходишь в черном? – Она не ждала ответа, и его не последовало. Взмах руки – и лошади проворно снялись с места, еще взмах – и Тиштри скрылась из глаз свернув на тренировочную дорожку.
Покачав головой, Сен-Жермен вновь нырнул в недра огромной чаши цирка. Он миновал группу чернокожих карликов с метательными ножами и копьями, за ними в тесных, зловонных камерах томились пленники-иудеи – их собирались бросить на растерзание львам. Один из тоннелей привел его к центральному коридору, там перекусывали двое рабов в золотистых туниках и с позолоченными лавровыми венками на головах. Им предстояло вручать дары победителям, и до их выхода было довольно-таки далеко. Еще через пятьдесят шагов какой-то тощенький зверовод сердито кричал на белого носорога – тот не давал себя оседлать.
Наконец, Сен-Жермен отыскал нужную лестницу, и, щурясь, снова вступил в мир зрителей. Там стоял неумолчный гул, напоминавший гудение пчелиного роя, время от времени перебивавшийся криками и проклятиями. В мраморных ложах обедали, рабы подавали патрициям фрукты и приготовленную дома еду, чернь обслуживали разносчики, громко расхваливая свой товар. Воду уже спустили, и на подсыхавшем, ослепительно белом от солнца песке галльская кавалерия рубила маленький отряд храбрых дакийцев, пускавших в нападающих стрелы.
Сен-Жермен приблизился к своей ложе, там его ждал Аумтехотеп, в веселом сиянии жаркого дня смотревшийся особенно мрачно. Они уже обменялись кивками, как вдруг из тени высокой перегородки выступил очень красивый молодой человек, шею которого облегал золотой, инкрустированный драгоценными камнями ошейник.
– Нерон был бы счастлив с тобой повидаться,- сказал раб, облекая приказ цезаря в форму вежливой просьбы.
– Прямо сейчас? – спросил Сен-Жермен, чувствуя, как по спине его побежал холодок.
– Разумеется. Я покажу дорогу.
– Благодарю.- Сен-Жермен распрекрасно добрался бы до императорской ложи и сам, однако отказываться от услуг настойчивого раба было бессмыслено- Ты не позволишь мне объяснить моему человеку, куда я ухожу? – Он хотел дать понять юноше, что его отрывают от трапезы.
– Я сам чуть позже вернусь сюда и все ему объясню.- Юноша одарил бестолкового чужеземца улыбкой и пошел по проходу, примыкавшему к ложам знати.
Там толпились рабы с корзинами, набитыми снедью и прогуливались уже отобедавшие господа, но перед императорским рабом все расступались. Войдя в тщательно охраняемый коридорчик, заканчивающийся пятью крутыми ступеньками, юноша отступил в сторону и поклонился. Это был добрый знак, но Сен-Жермен все равно чувствовал себя неуютно.
Нерон слизывал с пальцев остатки фруктового соуса, возлежа за обеденным столиком. Его бледное лицо на мгновение исказилось, потом император узнал гостя и с улыбкой указал ему на кушетку возле себя.
– Ракоци Сен-Жермен Франциск,- с удовольствием произнес он, делая вид, что приятно ошеломлен.- Человек с весьма впечатляющим именем. На твоем языке оно означает «святость свободы», не так ли?
– Скорее «освобожденный богом»,- непринужденно ответствовал Сен-Жермен, оглядывая присутствующих.
– Позволь представить тебе мое окружение,- промолвил Нерон.- Ну, с Юстом Силием, а также с Адаменедесом, который войдет в судейский состав предстоящей Олимпиады, ты, полагаю, знаком, равно как и с моей драгоценной супругой. А вот Эней Савиниан – поэт, только что прибывший из Тревильо,- пожалуй, тебе не известен. Далее ты можешь лицезреть Плацида Реггиана – его компаньона, префекта преторианцев Нимфидия Сабина и трибуна Виридия Фонди. Все мы с нетерпением ожидаем, когда твоя изумительная армянка продемонстрирует свое мастерство. Тиридат был просто потрясен ее выступлением.
Сен-Жермен кланялся каждому из присутствующих, стараясь не выдать своего беспокойства. Зачем Нерон его пригласил? Ему нужно что-то от Тиштри? Или от него самого? Он знал, что Нерон имеет привычку заниматься своеобразным вымогательством, начиная неуемно расхваливать что-то и тем самым понуждая владельца заинтересовавшей его вещи делать ему подарок. Благосклонность порфироносца, конечно, многое значила, но Сен-Жермен счел за лучшее промолчать. Будь, что будет, но Тиштри останется с ним.
