С наступлением утра — туманного, но не хмурого — весь поселок высыпал меня провожать. Одинокая фигура индейца, как обычно, уже маячила на вершине кургана, и я решил не выпускать ее из виду, пока буду приближаться к цели своего путешествия. В последний момент мной овладел безотчетный страх, и я, поддавшись слабости, вынул амулет Серого Орла и повесил на грудь, чтобы его могли видеть призраки и кто угодно еще. Простившись с Комптоном и его матерью, я бодро двинулся в путь, несмотря на то что нес тяжелый саквояж, а лопата и кирка бряцали у меня за спиной; в правой руке я держал бинокль и время от времени посматривал на одинокого призрака. Приблизившись к холму, я увидел индейца вполне отчетливо, и его морщинистое безволосое лицо вдруг показалось мне воплощением безграничного зла. Меня также поразило, что его сверкающий золотом чехол для оружия был украшен иероглифами, подобными тем, что были начертаны на моем амулете; качество отделки одежды и украшений свидетельствовало о высокой культуре. Вдруг я увидел, как он направился вниз по дальней стороне кургана и исчез из виду. Когда десять минут спустя я поднялся на вершину, она была пуста. Вряд ли нужно рассказывать о том, что я обследовал холм со всех сторон и произвел всевозможные измерения. Курган глубоко поразил меня, в его слишком правильных очертаниях, казалось, таилась какая-то угроза. Это было единственное возвышение на огромной равнине, и я был уверен, что оно искусственного происхождения. Крутые склоны его выглядели девственными, без всяких следов человеческого присутствия. На вершину не вела ни одна тропа, и поскольку я был тяжело нагружен, мне удалось вскарабкаться туда лишь с большим трудом. Вершина представляла собой довольно ровное плато в форме эллипса примерно 300 на 50 футов, сплошь покрытое густой травой и плотным кустарником и напрочь лишенное каких-либо следов ежедневного присутствия здесь одинокого «часового». Это меня потрясло, так как ясно доказывало, что старый индеец, каким бы живым он ни казался, был всего лишь плодом коллективных галлюцинаций.
С тоской и тревогой я оглянулся на поселок и кучку черных точек — наблюдавших за мною людей. Наведя на них бинокль, я увидел, что они, в свою очередь, жадно рассматривают меня; с самым беспечным видом я помахал им шляпой, чтобы успокоить, но мое собственное состояние было далеко от спокойствия. Затем я сбросил на землю кирку и лопату, вынул мачете и начал расчищать кустарник. Это было довольно утомительно, и я чувствовал безотчетный страх всякий раз, когда какой-нибудь порыв ветра с едва ли не преднамеренной ловкостью мешал моей работе. Временами чудилось, что какая-то сила тянет меня назад, воздух впереди меня как бы сгущался, и словно чьи-то невидимые руки дергали за запястья. И хотя дело продвигалось, мне казалось, что я расходую энергию впустую.
Ближе к полудню мне стало ясно, что в опутанной корнями земле к северному краю кургана тянется небольшое чашеобразное углубление. И хотя в итоге это могло ничего не означать, я мысленно отметил, что верно выбрал место для раскопок. В то же самое время я обнаружил другую очень странную вещь, а именно: индейский амулет, болтавшийся у меня на шее, вел себя как-то необычно в месте, находившемся футах в семнадцати к юго-востоку от упомянутой впадины. Его круговые движения замедлялись, стоило мне наклониться над этой точкой; он словно тянул меня вниз, как бы притягиваемый магнитом, скрытым в почве. В конце концов я решил копать именно тут.
Едва я воткнул лопату, меня поразила странная тонкость слоя красноватой почвы. Вокруг вся земля состояла из красного песчаника, а здесь, на глубине меньше фута, я обнаружил необычный черный суглинок. Это была точно такая же почва, что встречается в странных глубоких долинах, расположенных к югу и западу от этих мест; ее, должно быть, принесло сюда с большого расстояния еще в доисторическую эпоху. Пока я копал, стоя на коленях, я почувствовал, как кожаный шнурок натягивается на моей шее, словно что-то в земле тянуло к себе металлический талисман. Потом я наткнулся на твердую поверхность и решил, что достиг скальной породы. Потыкав вокруг, я понял, что ошибся. С величайшим изумлением я извлек из земли заплесневелый тяжелый предмет цилиндрической формы около фута длиной и четырех дюймов в диаметре. Мой амулет немедленно прилепился к нему, словно его приклеили. Я очистил предмет от черной глины, и мое изумление возросло еще больше при виде открывшихся моему взору барельефов. Весь цилиндр был покрыт изображениями и иероглифами. С растущим волнением я увидел, что они выполнены в той же неизвестной манере, что на амулете Серого Орла и на желтых украшениях призрака, которые я успел рассмотреть в бинокль.
Сев на землю, я почистил цилиндр о грубый вельвет моих брюк и обнаружил, что он сделан из того же тяжелого блестящего неизвестного металла, что и амулет, — отсюда, несомненно, и происходило странное притяжение. Орнаменты и гравировка были загадочными — безымянные чудовища и узоры, выполненные в зловещей манере, но с очень высоким мастерством. Я долго не мог разобраться с этой штуковиной и бесцельно вертел ее в руках, пока не заметил на одном ее конце щель. Тогда я стал нетерпеливо искать способ открыть предмет и наконец обнаружил, что его конец просто откручивается.
Колпачок поддавался с трудом, но в конце концов отвинтился, и я почувствовал странный аромат, исходивший из цилиндра. Единственным его содержимым был большой сверток желтоватого, похожего на бумагу материала, испещренного зеленоватыми значками, и на мгновение я испытал благоговейный трепет при мысли, что держу в руках письменный ключ к неизвестным древним мирам и безднам. Однако, развернув список, я увидел, что он написан по-испански — на пышном, торжественном испанском языке давно ушедшего времени. В золотом свете заката я с трудом разбирал заголовок и первый абзац, пытаясь расшифровать чудовищно прерывистый почерк исчезнувшего автора. Куда ведет этот след? На какое открытие я нечаянно натолкнулся? Первые же слова вызвали во мне бурю восторга и любопытства, ибо не только не уводили меня от первоначальных поисков, но лишь укрепили уверенность, что я действую в правильном направлении.
Желтый свиток с зеленоватыми буквами начинался четким заголовком, за которым следовали церемонные призывы поверить в те невероятные откровения, о которых пойдет речь:
«RELACION DE PANFILO DE ZAMACONA
Y NUŇES, HIDALGO DE LUARCA EN
ASTURIAS, TOCANTE AL MUNDO SOTERRÁNEO
DE XINAIÁN, A D. MDXLV
En el nombre de la santísima Trinidad, Padre, Hijo, у Espíritu-Santo, tres personas distintas у un solo. Dios verdadero, у de la santísima Virgen muestra Seсora, YO, PÁNFILO DE ZAMACONA, HIJO DE PEDRO GUZMAN Y ZAMACONA, HIDALGO, Y DE LA DOŇA YNÉS ALVARADO Y NUŇES, DE LUARCA EN ASTURIAS, juro para que todo que deco está verdadero como sacramento…»
