Звук был похож и на визг, и на странное мяуканье. Он доносился из дальнего угла. Внезапно Харрис вспомнил тот миг, когда увидел Фоскинса. Мозг услужливо выдал запечатленную картину: мертвый Фоскинс, крысы, а в углу что-то странное, белесое, разбухшее.
Непонятные звуки доносились именно из того угла.
Харрис в страхе пополз к фонарику. Тот, к счастью, продолжал работать, только свет стал слабее. Хватит ли сил отбить еще одну атаку? Харрис сомневался в этом. Разумнее было, прихватив фонарик, как можно скорее выбраться из подвала.
Харрис дополз до фонарика. Странно, но на него никто не напал. Любопытство человека взяло верх. Харрис посветил в угол. В углу что-то копошилось. Что-то белое или серое. Свет фонаря отразился в двух маленьких блестящих глазах. Харрис медленно двинулся в угол.
Подойдя ближе, он передернул плечами от отвращения. Ему представилось поистине дьявольское видение. Человек вздрогнул, но заставил себя смотреть.
В углу, на соломе, в окружении человеческих костей лежало самое омерзительное существо, какое он когда-либо видел. Что наяву, что в кошмарах. Чем-то оно напоминало тех черных, гигантских крыс, но было еще больше. Вытянутая голова, длинное жирное туловище, толстый хвост.
На этом сходство кончалось.
На теле твари не было шерсти, за исключением нескольких сероватых клочков. Сквозь белую или серовато-розовую кожу — в свете фонаря невозможно было разглядеть — просвечивали темные вены. Они пульсировали, и ритм их движений сливался с пульсированием всего туловища чудовища. Эти непрерывные расслабления и сокращения белесого тела почему-то показались Харрису особенно отвратительными. На память пришел налитый кровью вырванный глаз. Учитель судорожно сглотнул, стараясь остановить подкатившую к горлу рвоту.
Харрис смотрел в слепые глаза без зрачков, в желтые мерцающие щели. Голова твари, принюхиваясь, ходила из стороны в сторону. Похоже, это был единственный доступный для нее способ обнаружить присутствие человека. От твари исходила ужасная, почти ядовитая вонь. Сбоку от большой головы выпячивалась какая-то шишка. Харрис, превозмогая отвращение, сделал шаг вперед — он догадался, что из-за тучности тварь не может двигаться.
Шишка была почти такой же большой, как и сама голова, и она тоже качалась взад-вперед. Харрис поднес фонарик ближе, пригляделся и увидел на шишке... что-то, похожее на рот!
Господи! Да у этого существа две головы!
Харрис в ужасе вскрикнул и отшатнулся. У второй головы не было глаз, но зато был рот с обломками зубов, не было ушей, но зато имелся длинный острый нос — нос все время шевелился, принюхивался.
Омерзительная тварь замяукала громче. Она заметалась в соломенной колыбели, но покинуть ее не могла. Крыса чувствовала опасность и была бессильной против нее. Харрис понял, что это — матка гигантских крыс, их королева. Ее мозг управлял их поведением, а они кормили ее, защищали насмерть. Теперь стражи погибли...
Всхлипывая от страха и отвращения, Харрис поднял топор и, шатаясь, двинулся к крысе. Нет, он не имеет права оставить ее живой. Харрис знал, что если об этом чудовище узнают власти, ученые, ей — в интересах науки — сохранят жизнь. А он, Харрис, не сможет спокойно спать, пока эта тварь будет жива. И уж если ей суждено погибнуть, пусть палачом будет он.
Харрис бросился вперед. Незрячая голая тварь попыталась отползти, но обжорство и привычка иметь слуг лишили ее возможности двигаться. Она была слишком старой, слишком тяжелой, слишком беспомощной.
Тело лопнуло как огромный пузырь, наполненный темно-красной кровью. Харрис мигом насквозь промок от густой липкой жидкости, но в гневе он продолжал и продолжал рубить и рубить чудовище.
— За людей, которые погибли из-за тебя! — крикнул он умирающей твари. Он еще раз ударил по голове и убил оба мозга, которые командовали остальными крысами.
Наконец Харрис нанес последний удар, упал на колени и зарыдал.
Через несколько минут он вытер глаза, встал, в последний раз взглянул на гору грязного мяса, отвернулся и, шатаясь, пошел из подвала. Проходя мимо Фоскинса, он бросил взгляд на труп, но от пережитого не испытал никаких эмоций.
Он устало поднялся по ступеням, прошел через кухню и вышел во двор. Несколько секунд он стоял на берегу канала. В ясном голубом небе плыли облака газа. Харрис не сомневался, что газ выполнит свое назначение. Он несколько раз глубоко вздохнул, стараясь побыстрее избавиться от смрада подвала. Дала о себе знать боль в руке. Харрис взглянул на обрубки пальцев. Сердце его неожиданно заныло от тоски по Джуди, по людям. Как ему вновь захотелось очутиться среди людей!
Харрис шел по тропинке. Ярко светило солнце. Он согрелся, и постепенно дрожь, сотрясавшая его тело, ушла. Харрис пролез через дыру в воротах, устало забрался в машину и поехал прочь от старого дома.
Крыса просидела в подвале пять дней. Она заползла в темный угол, за клетки, чтобы там спокойно родить. Но потом услышала призывающий сигнал — тот, что излучали ультразвуковые установки. Крыса поползла на этот призыв, но обнаружила, что путь преграждает тяжелая железная дверь. Пять дней непрерывный монотонный звук сводил с ума крысу-мать и новорожденных крысят. Зато в подвале они нашли море еды. Хозяева не выполнили распоряжение правительства и заперли дом. Между тем полагалось оставить открытыми все двери, чтобы крысы могли свободно выбраться изо всех углов. Владельцы магазина знали, что, когда после короткой ссылки жители вернутся в Лондон, первые несколько дней будет туго с продуктами, и рассчитывали хорошенько нажиться на этом. Крыса жрала до отвала. Крысята только первые три дня сосали ее. Но уже на четвертый день они жадно набросились на еду. С каждым днем крысята становились все больше, все крепче. Они покрылись черной щетиной. Все, кроме одной! На розовом, почти белом теле крысенка выросли всего несколько светлых волосков. Этот крысенок-самочка повелевала всеми остальными крысятами — те носили ей еду и согревали своими телами. На широком покатом плече бело-розовой крыски, рядом с головой, начала расти странная шишка.
Крысы терпеливо ждали возвращения людей.
