- Donde fuiste… Donde fuiste… Donde fuiste?!! Ti miangel-mi angel… [21]
Он явно не собирался ни отпускать ее, ни вставать. Но когда Юлия сама опустилась рядом с ним на колени, схватил ее в объятия и вдруг разрыдался на ее плече. Она прижимала к себе его голову. Гладила по спине. Целовала в макушку, чувствуя, что то ли его дрожь передается ей, то ли ее саму начинает колотить из-за повышенной температуры. Голова болела и была словно в тумане, горло щипало и… и что-то нужно было делать. Хотя бы понять, в конце-то концов, о чем он ей все время говорит?!
- Ты можешь идти?
Она спросила это непонятно у кого. Антонио смотрел на нее как верующий на ожившую икону и молчал.
- Пошли, - сиплым шепотом приказала Юлия, потянув его за руку.
Он шел с трудом, даже, несмотря на то, что она поддерживала его всеми силами, крепко обняв за талию. Выглядели они оба, наверное, ужасно, судя по удивленным взглядам, которыми их провожали загорелые туристы в ярких шортах и шапочках. Антонио еле волочил ноги, все больше наваливаясь на нее, и у Юлии уже дрожали коленки, когда, наконец, она толкнула стеклянные двери «Трамонтаны».
Сегодня здесь, даже были посетители. Как нельзя кстати.
Дон Мигель, громогласно объяснял что-то двум элегантным седовласым англичанкам. Хуан ссутулился за компьютером. А Хуанита, наверное, как всегда пряталась в подсобке.
Стараясь не обращать внимания на осуждающие, встревоженные лица присутствующих, Юлия кивнула сеньору Мигелю и тихо произнесла:
- Хуан. Пожалуйста. Мне нужна помощь.
Хуан выглядел растерянным всего лишь пару секунд. Потом, бегло взглянув на онемевшего отца, оставил свое занятие. И решительно вышел из «Трамонтаны» вслед за Юлией и Антонио, который висел на ней, как лемур на ветке.
Они вдвоем помогли Антонио подняться на второй этаж.
Первым, что они увидели, ввалившись в тесную прихожую, оказалась капельница. Дверь в комнату Моники находилась прямо напротив входной и сейчас была широко распахнута. Сама Моника лежала в кровати. Увидев неожиданных гостей, она инстинктивно дернулась, но не смогла встать, так как в руке у нее торчала игла. Прозрачная гибкая трубка соединяла иглу и пакет с темной жидкостью, прикрепленный на капельнице. Хуан, бросив поддерживать Антонио, ринулся вперед и быстро закрыл дверь. Но не так быстро, как ему бы хотелось. И не так быстро, как следовало бы.
Юлия не поняла, что произошло. Вид лежащего под капельницей человека зрелище, разумеется, не из веселых. Но Антонио отреагировал на него совсем уж неадекватно. Он вздрогнул, словно увидел что-то жуткое. Напрягшись, схватил Юлию за руки и несколько раз поочередно переводил взгляд с нее на Хуана и обратно. При этом вид у него был совершенно дикий, будто он только что узнал о них двоих страшную тайну.
Решив, что это издержки его теперешнего состояния, Юлия подвела его к тому самому дивану в гостиной и уложила на подушки. Все это время он не отрывал от нее обеспокоенного и восторженного взгляда, старался не выпускать ее руки. Ей пришлось присесть рядом с ним на диван, тем более что ноги подкашивались.
Хуан сделал для Антонио большую чашку горячего крепкого чая. Но, посмотрев на Юлию, отправился в кухню за второй.
- Что случилось? - спросил он без особого энтузиазма в голосе.
- Не знаю, - честно ответила она. - В том-то и дело. Мне… нам нужен переводчик.
Тогда Хуан кивнул, сделал им знак подождать и отправился на кухню за третьей чашкой чая. Все это время Антонио, лежа на диване, смотрел с опаской и недоверием то на Хуана, то на дверь Моники, то на проход в кухню, за которым виднелся холодильник. Когда Хуан, наконец, уселся рядом с ними за круглый стол, накрытый брусничной скатертью, и выжидающе посмотрел на Антонио, тот сказал только одну фразу, но звучала она как требование. Или даже - как приказ.
- Что он говорит? - нетерпеливо спросила Юлия.
- Он говорит, - на лице Хуана почему-то появилась растерянная улыбка, - он говорит, что вы должны быть… Очень осторожной.
У Юлии было такое чувство, словно ее разыграли. Она бы не удивилась, если бы из комнаты Моники вышел человек со словами: «Улыбнитесь, вас снимали скрытой камерой!» Но никто не вышел. И ей пришлось спросить:
- Это все?
- Нет, - сказал Хуан, обжигая губы, слишком горячим чаем, - еще он говорит, что вам грозит серьезная опасность.
Похоже, его это все забавляло. Что, в общем, неудивительно - она и сама с удовольствием посмеялась бы над столь абсурдной ситуацией. Когда тебя предостерегает от мифической опасности тот самый человек, от которого до этого предостерегал другой человек. У которого, они все находятся, сейчас в гостях. Она повеселилась бы, еще как! Если бы не вид Антонио, словно только что вернувшегося с того света. Не собственные отвратительные ощущения и не менее неприятные предчувствия. Поэтому, дав Антонио в руки чашку и взяв свою, она потребовала:
- Рассказывай.
Антонио стал говорить, обращаясь к Юлии, взволнованным, часто срывающимся голосом. И по мере того как он говорил, лицо Хуана становилось все более обескураженным. В конце он даже снял очки, начав нервно протирать их отглаженным носовым платочком.
- Что он говорит?! - не выдержала Юлия.
- Он… говорит… говорит, что он…
- Что?! Что - он?
- Он… - Хуан, будто извиняясь, пожал пухлыми плечами, - он - прямой потомок Антонио Гауди.
- А-а-а…
Ни хрена себе, как его зацепило. Хуан, наконец, смог проглотить чай.
Юлия ждала, когда ей объяснят, в чем прелесть шутки. Антонио устало откинулся на подушки дивана. В этот момент входная дверь открылась, и в квартирку вошли Мигель и Хуанита. Они, видимо, от любопытства даже закрыли агентство раньше срока. Одновременно из своей комнаты появилась изможденная Моника. Ничего не говоря, все они уселись на стулья, а Хуанита рядом с Юлией на диван - и приготовились слушать, при этом внимательно разглядывая ее и Антонио, который продолжал говорить. Что ж, подумала Юлия, они имели на это полное право. Коль скоро представление происходило в их доме.
Антонио замолчал, и все опять выжидательно поглядели на Хуана, который чувствовал себя героем дня от такого повышенного внимания.
- Он говорит, что его прапрабабушка вынуждена была бежать в Россию. Спасаясь от какой-то опасности… я точно не понял.
- И что?
Юлия пока тоже не понимала, какое отношение прапрабабушка Антонио, бежавшая в Россию, имеет отношение к его нынешнему непотребному состоянию.
- В это время она была беременна. И уже там родился его дед, который… который стал коммунистом.
- Угу.
Она с трудом промычала это, чтобы хоть что-то сказать. Она слишком плохо себя чувствовала, чтобы догадываться, какой от нее ждут реакции на эти странные сообщения.
