Ознакомительная версия.
– Это Фонарчик, из павильона «<УпырьCinema»… – прошептал режиссер.
– Рад слышать, – проскрипел динамик, и Теодор ясно представил себе говорящего – долговязую, нескладную фигуру в черном пальто. – Скажи мне, у тебя все готово насчет завтра? Ты сумеешь организовать то, что требуется?
Фонарчик сглотнул: он ощущал голод, во рту появился вкус крови.
– Даже не сомневайтесь, – заверил он. – О, неужели средство уже у вас? Не могу дождаться того часа, когда прикоснусь к бутылочке. Знали бы вы, как я ненавижу здешнее сборище бездарностей и зазнавшихся фанфаронов.
– А тебя-то кто любит после «<Безлюдного острова»? – бесцеремонно заявила трубка. – Знаешь, ты поразительно заколебал – во всех своих фильмах играть. Впрочем, к делу это не относится. Жди звонка. Час X наступит в полночь.
…Отключив телефон, Фонарчик вернулся к стульям. Обер-продюсер, сжимая пальцами виски лысой головы, уже не пытался участвовать в дискуссии. Перебивая друг друга, режиссеры спорили по поводу сюжетов, презрения к Голливуду и низменной роли бабла в становлении высокой культуры.
Глава VIII. Клуб «20 костей» (Глубокий день, проспект Архимагов)
… Я чувствую себя хреново. Голова болит, мысли текут вяло, слабость в клыках такая – и зайчика бы сейчас не загрыз. Ощущение, что перегрелся на солнце. Ну так еще бы – не спать второй день. Вырубив электропистолетом сотрудника Coffin House, Милена вытащила меня из гроба в состоянии тяжелого вампирского сна. Я был готов сдаться нукекуби без сопротивления, лишь бы никуда не идти. Рухнул посреди гробов и снова заснул. Милене пришлось прокусить себе вену, умыть мне лицо кровью… только так я и пришел в себя. Мы вновь сели в машину, врезались в ночные пробки, перед глазами в сплошную карусель слились гудящие автомобили, готические башни из бетона и черные огни фонарей. Остановились у панельной шестиэтажки в непонятном районе, Миле-на затащила меня в подвал – там, на куче тряпья и мусора, я умудрился проспать восемь часов. Вроде бы и немало (хотя вампирам нужно спать больше, чем людям), но состояние никакущее: мозг шелушится, веки серебряные, страшно хочется пососать… Со вчерашней ночи маковой кровинки во рту не было. Зубковой же все нипочем – вышагивает, виляя задницей в мини-юбке и звонко цокая каблучками, на манер скаковой лошади. Смотрю на ее походку, и завидки берут… вот ведь двужильная баба. Улица Архимагов пустынна, асфальт плавится от дневного зноя: мы успели наложить на кожу три слоя крема, но жмуримся от солнечных лучей. Автомобиль припарковали подальше, у Райсовской площади, рядом с кинотеатром «Цепешъ», в тени памятника великой вампирской писательницы Энн Райс. Эта чудесная женщина, вложившая так много от своего сердца в фундамент культуры упырей, трагически погибла на дуэли с человеком, и сейчас на ее бронзовую голову беспардонно срут голуби. Справа «Макдауэллс» – кровеносная фаст-фуд-станция, студенческая хомячковая. Питаться там – настоящий моветон. Ходили слухи, что кровь у них вообще химическая, но владельцы каждый раз предоставляли сертификаты с печатями. Сам помню с университетских лет: насосешься их крови, и целую ночь не покидает ощущение, будто сжевал кило пластмассы. Отблесками сусального золота сверкает роскошный магазин «Елисеевский» – но там такие цены, что легче крест проглотить. Литр обычной коровьей крови – 150 баксов, а овечий или козий гемоглобин – так и вовсе не подступиться. Да, с карьерой рекламного менеджера мне только и остается, что пожизненно питаться фаршем из лабораторных мышек. Ага, теперь еще Городской Шабаш, помпезное красное здание с сахарно-белыми колоннами; говорят, во время Великого вам-пирского восстания там заперлись последние люди. Их удалось выманить, лишь оставив на мостовой бесхозный ящик водки. Ветер вяло треплет государственный флаг – черное полотнище с красным профилем Дракулы. Мы идем по проезжей части, машин все равно нет. Милена, что-то вспомнив, хватает меня под локоть, толкнув к стене дома.
– Видеокамера, – поясняет она, показывая на красный зрачок под крышей. – Кто знает, не просматривает ли ее сейчас Карл, на наших-то мониторах…
На ступенях «<Елисеевского» спит бомж, задрапировавшись от солнца дырявым вампирским плащом. По сгнившей ткани ползают могильные черви. Верхняя часть лица закрыта черным шелком, во рту – ни одного клыка. Упыри-пенсионеры – бич Московии. В средние века вампиры кусали не только девственниц. Случалось, они откровенно нарушали охотничий кодекс, обращая и древних стариков, – ведь во время кровяной ломки паспорт спрашивать не будешь. Умерев от потери крови, дедушка не становился упырем. От лежания в гробу, говорят, улучшается зрение, а вот клыки у беззубого не вырастут: пожилые дедушки-вампиры сосали кровь деснами. Для жертв это было щекоткой, укушенный таким образом не обращался. Отстав от
Милены, я кидаю в шляпу с высохшим пером сторублевую монету. Бедняга. Когда проспишься – купи себе кровушки.
…Мы уже подошли к двери клуба «20 костей». Эта самая дверь столь плотно прилегает к косяку, что внутрь, должно быть, не просачивается ни грамма воздуха. Мореный ливанский кедр окован железом: танк не прорвется. Табличка из золоченого стекла, внутрь залито что-то вроде геля – цифра «20» светится красным, ее видно еще на подъезде. Хотя зачем такая штука посреди бела дня? Чистые понты. Зубкова пристально смотрит на дверь, но нас ожидает сюрприз. Звонка нет. Какого-либо окошечка – тоже. Пока она соображает, что делать, я отчаянно чешусь – мое пребывание в подвале стало праздником множеству клопов и блох. Эти насекомые – сущее наказание для вампиров: наверное, они созданы для того, чтобы упыри не воображали себя сверхсуществами. Да, не только вы сосете гемоглобин – найдутся другие создания, которые с удовольствием попьют крови из вас.
– Девушка, и какие теперь варианты? – спрашиваю я Ми-лену.
Она поворачивается задом к двери и начинает отчаянно долбить дерево туфлей – так, что летят щепки. Но нет даже намека на чье-либо присутствие. Через час-другой стемнеет; видимо, клуб уже полон под завязку и не желает принимать новых посетителей. Милена не сдается: упорство и неутомимость роднят ее с лесным дятлом. Удивительно, но упрямство вознаграждается. Через десять минут грохота обитатели клуба, очевидно, решают, что проще убить назойливую тварь. Дверь открывается, издав воздушный хлопок, словно бутылка шампанского выплюнула пробку. Из проема высовывается лимонно-желтое лицо в темных очках: его владелец сильно раздражен. Вскинув руку, Зубкова посылает в щель разряд из электропистолета. Переступив через дергающееся от спазм тело, она приседает над охранником, не думая, бьет его рукоятью в темя. В коридоре ни души, пол вибрирует: его сотрясают децибелы непонятной музыки. По крайней мере, она непонятна для меня. Я такой еще никогда не слышал.
Ознакомительная версия.
