Ознакомительная версия.
– Ну, так посмотри еще! – разрешила я.
Проем в каменной стене был узковат, и в темноте за дверью мне могли встретиться какие-нибудь крючки и выступы – как рачительная хозяйка, я не стала подвергать свою замечательную сумку опасности механического повреждения. Внучка кладбищенского сторожа в Антибе правильно оценила мою модную торбу в три сотни евро – что ж я, дурочка совсем, использовать такую дорогую вещь как обыкновенный походный рюкзак?
Оставив хваленую сумку на хранение Марику, который не проявил желания осмотреть объект туристического показа, я заглянула в проем и посветила в темноту брелочком-фонариком. Его слабый лучик растворился во мраке без следа, и мое желание погрузиться в историю заметно уменьшилось. Однако робеть и трусить в присутствии зрителя мне было стыдно, и я осторожно – предварительно пощупав пол ногой – вошла внутрь.
Там было тихо и прохладно. Почти сразу от порога начиналась деревянная лестница с широкими ступенями и шершавыми перилами. Не долго думая, я ступила на нее и пошла вверх, слушая музыкальные скрипы под ногами и завороженно глядя на желтый квадратный контур на невидимом потолке. Он был прорисован четко, точно лазером по трафарету. Я догадалась, что это люк, закрывающий выход на второй этаж, где достаточно света.
– Эй, милочка, ты в порядке?
Я обернулась – светлый прямоугольник дверного проема почти полностью затемнила дюжая фигура Марика – и позвала:
– Иди сюда, тут интересно!
– Извини, но у меня другие планы!
Проем снова стал светлым, но только на одну секунду. В следующее мгновение дневной свет полностью погасила тяжелая дверь, а затем я услышала скрип и скрежет деревянного бруса, проехавшегося по доскам до упора: Марик не просто захлопнул дверь, он еще и крепко закрыл ее примитивным, но надежным запором!
– Эй, что за шутки?! – я застыла на ступеньке на одной ноге.
– Это не шутки, дело очень серьезное, придется тебе немного посидеть взаперти! – совершенно серьезно ответил мне Марик.
– Ты свихнулся?! Совсем с ума сошел от любви к прекрасному Алексу?!
Подсвечивая себе фонариком, дистрофический лучик которого в панике метался и бегал кругами, я торопливо спустилась с лестницы и ударилась в дверь. Ее это не проняло, а я больно ушибла плечо и бедро. Он действительно запер дверь, мерзавец!
Но еще не оставил меня в одиночестве – я снова услышала знакомый голос. Что удивительно, из него вдруг бесследно пропали все те томные тягучие интонации, которые так хорошо сочетались с образом юноши нетрадиционной сексуальной ориентации. Он даже не назвал меня, как обычно, милочкой!
– Дорогая Анна! – голос Марика сделался глубоким и затягивающим. – Я давно хотел тебе признаться: мне вовсе не нравится Алекс! Мне вообще не нравятся мужчины, я люблю женщин.
– Что? Но… – я жалко вякнула и замолчала.
Боже, неужели я совершила ошибку? Такую глупую и, возможно, фатальную?!
– Надеюсь, ты простишь меня за этот маленький обман. Поверь, так было нужно. Если захочешь, позже мы об этом поговорим.
– Выпусти меня! – я снова ударилась в дверь и отбила себе второй бок. – Открой дверь, негодяй, немедленно!
– Сейчас не могу, – вроде как с сожалением сказал негодяй. – Прости, у меня еще есть дела. Не скучай!
Я услышала не то громкий вздох, не то легкий смешок, а потом стало тихо. Марик ушел.
– Вот ведь мерзкий гад! – бессильно выругалась я.
– Он-то гад, а знаешь, кто ты? – со злостью спросил меня внутренний голос. И сам же ответил:
– Ты фантастическая дура! Мало того, что позволила поймать себя в примитивную ловушку, так еще и свою сумку с мобильником ему, гаду, оставила!
– Вот ведь мерзость!
Я распространила нелестную оценку с одного Марика на ситуацию в целом и в сердцах бухнула в дверь кулаком, неблагоразумно увеличив этим число своих мелких травм.
Я сидела на лестничной площадке – маленькой, размером с журнальный столик, и отстраненно думала: какое счастье, что я не боюсь мышей и пауков! Наверняка в этом старом, давно оставленном двуногими жильцами доме их полным-полно. В пыльные лохмы паутины я несколько раз влипла рукой, нащупывая перила, и внизу, под лестницей, кто-то деловито шуршал… Надеюсь, что именно мыши, потому что к змеям я совсем не так равнодушна.
Неконструктивными размышлениями о мелкой фауне я отвлекала себя от печальных дум о ситуации, в которую влипла, как в паутину, по собственной глупости.
Откуда у меня взялась уверенность, будто роковой мужчина, которого я ищу в шварцвальдских дебрях, именно Алекс? Я так решила потому, что отчетливо почувствовала его мужскую привлекательность – характерный признак вампа. Но ведь и Марик, едва я его увидела, показался мне удивительно притягательным! Почему я лишь отметила этот странный факт, но не обратила на него должного внимания? Почему позволила обмануть себя эффектной маскировкой – всеми этими ленточками, браслетиками и стразами?
– Потому что запала на Алекса! – сурово отрубил мой внутренний голос.
– Алекса я встретила позже, чем Марика! – напомнила я.
Хотя ведь даже тем дивным вечером (сейчас мне казалось, что это было не вчера, а давным-давно), когда мы с Алексом целовались под великанским деревом, а назойливые соседи явились испортить нам праздник жизни, я испытала желание задержаться в объятиях Марика подольше…
Я чувствовала, определенно чувствовала, что он стопроцентный мужчина, а вовсе не ущербный гибрид! Да и Галина, весьма внимательная к интересным представителям противоположного пола, непрестанно ахала и охала по поводу нашего соседа, горько сокрушаясь, что он не любит женщин.
А он их, оказывается, очень даже любит – сам сказал!
– Только не их, а нас, – поправил внутренний голос.
Это было важное замечание, побудившее меня подумать о другом: с какой целью Марик, будучи на самом деле ярко выраженным любителем женщин, мастерски притворялся «голубым»? Кого и зачем он хотел обмануть?
Запутать. Сбить с толку. Переключить внимание на другого мужчину. Внушить доверие. Усыпить бдительность. Не внушая опасений, приблизиться и…
– Просто гениальная тактика! – против воли, восхитился мой внутренний голос.
Я неохотно кивнула. Получалось, что я идиотка, а Марик – гений. Пока я сканировала местность на предмет обнаружения вампа, он был совсем рядом со мной, но держался в тени и выступил на сцену только в нужный момент.
Тут я посмотрела на часы: их стрелки слабо светились, позволяя определить время. Было шестнадцать двадцать. Я сидела взаперти уже четвертый час и обоснованно предполагала, что не выйду из заключения до самого утра.
Или же вообще никогда не выйду!
Ознакомительная версия.
