Ознакомительная версия.
– О, благородный идальго! Вы спасли меня! – женщина пыталась обнять ноги мужчины, выражая тем самым искреннюю признательность.
– Сударыня, умоляю вас… – Рене почувствовал неловкость – ещё ни разу красивая женщина не стояла перед ним на коленях. Он попытался её поднять. – Встаньте, присядьте в кресло и расскажите мне обо всём.
– О, сударь! – женщина залилась слезами. Алонсо сочувственно смотрел на красавицу, готовый разрыдаться. Затем она немного успокоилась и поведала свою историю: – Я – Мадлен Мендоса, вдова купца хорошо известного в Мадриде. Год назад мой супруг вложил деньги в рискованное предприятия, связанное с поставками в новый Свет. Его корабли подверглись нападению англичан, весь товар погиб… Мой муж не смог пережить этого удара и умер от сердечного приступа. Ровно через месяц после его смерти выяснилось, что большую часть суммы, на которую были снаряжены корабли и закуплен товар, он взял в долг… Потом явились кредиторы, описали имущество и дом – это едва ли покрывало долги покойного мужа.
Мадлен снова разрыдалась.
– Сударыня, а где же ваши дети? – поинтересовался Алонсо.
– Мои девочки…не знаю, их, наверное, уже выгнали из дома и они – на улице…
– Мадлен, скажите, где находится ваш дом? Вряд ли девочки успели уйти далеко, мы найдём их, – проявил инициативу Рене.
– О, сударь! Благодарю вас! Да снизойдёт на вас божья благодать! – воскликнула растроганная Мадлен. – Вы так добры ко мне, мне никогда не расплатиться с вами…
Рене улыбнулся.
– Я не нуждаюсь в плате, сударыня, я не беден.
– Я стану вашей служанкой, прачкой, кухаркой – кем пожелаете!
Мадлен снова сделала попытку подняться с кресла и рухнуть на колени перед своим спасителем. Тот жестом остановил ёе.
– Прошу вас отдохните и успокойтесь. Итак, где находится ваш дом?
– На площади Пуэрта-Серрада, напротив церкви.
* * *
По дороге на Пуэрта-Серрада Рене поймал себя на мысли, что Мадлен ему нравится и даже очень. Что и говорить, она была дивно хороша: статная, высокая, смуглая, выразительное лицо с огромными карими глазами обрамляли чёрные, как смоль, густые волосы. Рене прикинул: сколько лет Мадлен? – двадцать три? – а может, двадцать пять? – пожалуй не более… В Испании рано выдавали девушек замуж, порой с четырнадцати лет, и у Мадлен уже вполне могли быть дети…
На площади, вокруг фонтана Венеры, как обычно, расположились торговцы овощами. При виде знатных господ, набежали чумазые дети, просящие подаяния. Рене достал из кошелька мелкие монетки и кинул их в толпу детишек. Те тотчас, отпихивая друг друга, собрали подаяние с земли и умчались прочь, спеша отнести «заработок» своим матерям.
Идальго и кабальеро огляделись: а вот и дом напротив церкви Буэн-Сусесо. Они направились прямо к нему. Около двери сидели две девочки, лет пяти, как две капли воды похожие друг на друга – явно близняшки, даже платьица были у них одинаковые. Близняшки потупили глаза в землю, создавалось впечатление, что их уже ничего не волнует.
Мужчины спешились. Рене присел около девочек на корточки и спросил их, как можно ласковее и мягче:
– Малышки, вы – дочери Мадлен Мендоса?
Одна из них, с виду смышлёная, кивнула.
– Да, маму увели в тюрьму, она хотела принести нам поесть… Мы очень голодны… Дайте мне медную монетку…
Девочка посмотрела на идальго совершенно недетским взглядом, переполненным болью и страданием, затем протянула свою маленькую пухленькую ладошку. У Рене сжалось сердце…
– Идём со мной. Я отведу тебя к маме.
Он подхватил девочку, которая просила монетку, Алонсо же – её сестрёнку.
– Вы отвезёте нас в тюрьму? – поинтересовалась смышлёная девочка.
– Нет, просто вы будите жить в другом доме, – пояснил Рене.
Почти два года Рене и Мадлен прожили в любви и согласии, идальго настолько привык к её девочкам, что считал их уже своими дочерьми. Рене покинул свое временное пристанище на улице Ареналь, перебравшись на площадь Паха[99], где снял приличный дом, который в Испании считался достойным благородного идальго.
Мадлен хлопотала по хозяйству, и у неё это отлично получалось. Рене нанял также кухарку, прачку, горничную и дворецкого, который выполнял ко всему прочему обязанности садовника и кучера, если Мадлен требовалось выехать в город. Словом, идальго Рене Альварес ди Калаорра де Бланшефор обзавёлся всем необходимым, в соответствии со своим статусом, включая также карету с гербом и личную охрану, роль которой формально исполнял Алонсо. Впрочем, Рене и сам себя мог прекрасно защитить, но понятия этикета в Испании следовало строго соблюдать: раз ты – благородный дон, то неприлично появляться на людях без охраны. Рене быстро привык к Мадридским светским премудростям, и вскоре обзавёлся компанией друзей, таких же беспечных идальго, с которыми был не прочь весело провести время, правда, в отличие от них, улицу Кармен посещал не часто.
Финансы идальго таяли на глазах: содержание дома, Мадлен и девочек, оплата прислуги и увеселения в мужской компании требовали расходов. Но, увы, доходов не предвиделось никаких, им просто не откуда было взяться.
Рене всё чаще стал подумывать: не предложить ли свои услуги Святой испанской инквизиции? Но, поразмыслив, пришёл к выводу, что не стоит: Испания – не Франция, уж слишком многое здесь было по-другому, да и потом отсутствовало самое главное – покровительство. Кто знает, как сложатся обстоятельства – не ровен час и самому можно оказаться на площади Крус-Верде, привязанным к столбу, и вряд ли кто поможет…
Многие идальго жили в долг, постоянно занимая деньги то у ростовщиков, дающих под огромный процент, то у купцов, не брезгавших подобным занятием. Но Рене предпочитал надеяться только на себя, ибо он прекрасно помнил историю Мадлен и опасался кредиторов.
Наконец, когда денег почти не осталось, идальго направился к некоему купцу Мануэлю Хорамилио, у которого друзья частенько одалживали приличные суммы в дублонах. Купец постоянно снаряжал торговые караваны в Малагу, а это почти сто десять лиг[100] от Мадрида, где закупал восточные ткани и украшения, по прибытии в столицу их стоимость увеличивалась втрое. Так, что дело Хорамилио было прибыльным, но и опасным. Его последний караван подвергся нападению морисков, которых было слишком много на юге королевства. Увы, но южные земли слишком долго принадлежали маврам, а их потомки хоть и приняли формально христианство, по-прежнему питали ненависть к испанским купцам, и были не прочь нажиться путём грабежа. Все попытки короля Филиппа изловить злодеев ни к чему не приводили, ибо те отлично знали местность и бесследно растворялись в горах Сьерра-Морена.
Ознакомительная версия.
