Зенон не видел Ады уже несколько дней, так как со дня сеанса почти не выходил из дому. Он чувствовал себя очень плохо, им владело какое-то необъяснимое беспокойство, он ощущал такой сильный упадок воли, что по целым часам просиживал в читальном зале, ни о чем не думая, бесцельно всматриваясь в огонь, глухой и равнодушный ко всему окружающему. С того же дня он не встречал и Дэзи; ему сказали, что она больна и не выходит из своей квартиры, и он этим удовлетворился. Безволие и равнодушие, охватившее его, сделали его жизнь отвратительной; даже его личные дела были ему скучны и неприятны. Поэтому он ужасно злился, тащась сейчас к Аде по пустым дождливым улицам.
Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил остановившийся рядом с ним экипаж. Чей-то голос окликнул его по имени.
В открытое окно кареты глядела Дэзи.
— Куда отвезти вас? — спросила она, подвигаясь и давая ему место рядом с собой.
Он назвал кучеру гостиницу и сел в экипаж.
— Меня вызвали родственники, есть какое-то спешное дело.
— Это та прелестная девочка и красивая дама, с которыми я вас видела в Грин-парке?
— Да, но что с вами случилось после субботы?
— Я находилась в состоянии, в котором даже сама о себе ничего не знаешь. Это болезнь, посещающая меня очень часто, и против нее нет лекарства, — грустно ответила Дэзи.
— И меня в эти дни разъедали скука и безразличие. Я не выходил из дому, ни с кем не видался и не работал, мною овладело безволие, и все время я дрожал в каком-то беспокойстве, ожидая каждую минуту несчастья. Так, должно быть, чувствуют себя деревья перед ударом молнии. Отвратительное состояние!
— А теперь вам лучше?
Она пожала ему руку и заглянула в глаза так глубоко и близко, что он невольно отодвинулся.
— Нет, нет, — горячо возразил он. — А может быть, виноват во всем климат? Ведь все время идет дождь, холод, туман, и так изо дня в день! Это может довести до отчаяния! А может быть, солнце погасло и мы уже никогда не дождемся тепла и света?
— Ностальгия по солнцу.
— Уеду на материк, непременно уеду! Дольше такого я не выдержу. Убегу куда глаза глядят!
И вдруг он замолчал, смущенный такой неожиданной вспышкой своей откровенности.
— На юге весна уже в полном разгаре!
— Какое мне до этого дело? — резко возразил он, не уловив в ее тоне удивительной мягкости и тоски.
— Таким ароматом дохнули на меня вдруг апельсиновые рощи, так засверкали голубые моря!
Он быстро наклонился к ней, глаза ее застыли, устремленные куда-то вдаль, и было в них как бы сияние этих желанных морей, а по губам скользила бледная мечтательная улыбка. Вдруг он все понял.
— Жду, жду, жду, — шептал он все тише, и в голосе его была безумная радость, надежда и счастье.
— Помнишь? — губы ее дрогнули, и звук ее слов был удивительно нежен.
— Я готов хоть сейчас!
Экипаж остановился перед гостиницей.
— Завтра! — крикнула она ему, прощаясь, с улыбкой, полной тайного обещанья.
Долго прислушивался он к шуму удалявшегося экипажа.
— Завтра! — повторил он, чувствуя, как с его души слетает бессилие, подобно старой изношенной одежде, а в сердце разгорается пламя восторга. Он не стал ждать лифта и буквально летел по лестнице, подхваченный крыльями радости. Иногда он останавливался восторженно восклицал:
— Завтра! Завтра!
Ада встретила его бледная и смущенная:
— Вандя больна.
— Вандя?
Его сразу отрезвило это неожиданное известие.
— Заболела в субботу, сразу же после возвращения из парка. Врачи никак не могут определить болезни. У нее ничего не болит, она только жалуется, что всякий раз, когда засыпает, ей является та рыжая дама, которую мы тогда встретили, и смотрит на нее ужасным взглядом. Вандя с криком вскакивает с кровати. При одном упоминании о ней дрожит от страха. Вот это-то и странно, что температура у нее нормальная. Но я, кажется, знаю источник ее болезни! — шепнула Ада с глубоким убеждением.
Робко и беспомощно взглянул он в ее грустное лицо.
— Это она ее сглазила.
— Кто? — и он невольно оглянулся вокруг.
— Этот рыжий вампир, эта ужасная незнакомка.
— Дэзи? — Он отшатнулся, пораженный ужасной мыслью. — Не может быть! Человек, когда боится, теряет способность ясно смотреть на вещи! Это совершенно невероятно! — торопливо говорил он, чтобы заглушить звук произнесенного имени.
— Я глубоко убеждена в этом. Не знаю только, зачем и за что? Пусть будет проклята эта злая и подлая сила, пусть будет проклята! — грозно повторила Ада, и в глазах ее сверкнула молния глубокой ненависти. — Но я своего ребенка защищу, хотя бы ценой собственной гибели. В чем виновата Вандя? Это меня так мучит, что я не могу успокоиться. А тут, как нарочно, и тебя столько дней не видела, — с упреком сказала она, поднимая на него глаза, полные слез.
— Я тоже был болен, сегодня я первый раз после той субботы вышел из дому. Лихорадочный бред, — поспешно заметил Зенон.
— Да, ты бледен, у тебя очень плохой вид. В этом должна быть какая-то таинственная связь с болезнью Ванди. Не смейся над моими подозрениями: страх часто имеет ясновидящие глаза. Может быть, она и тебя сглазила!
Его охватила ледяная дрожь, в мозгу пронеслись странные ассоциации.
— Пойдем, и Бэти здесь! Она приходит каждый день и сидит у кровати Ванди. Милая, славная девушка!
Зенон молчал: предположения Ады пробудили в нем сильное беспокойство.
— Тебе было очень плохо?
Она поглядела на него с нежной заботливостью.
— У меня был острый приступ меланхолии, и несколько дней я метался в бессильной муке. Не было даже сил прийти к тебе.
— Почему же я не могу быть всегда с тобой?
— Я думал об этом, я знаю, ты бы меня защитила от моих терзаний! Ты одна! — горячо произнес он, но сейчас же подавил в себе готовое сорваться с уст признание, так как перед ним встало грозное лицо Дэзи.
— Что тебя мучит, скажи, ты ведь знаешь, я готова все для тебя сделать.
— Когда-нибудь скажу тебе! Скажу, убегу под твою защиту, и ты меня спасешь, снимешь с меня тяжесть греха. Мне надо окончательно решиться на что-то.
— Ты пугаешь меня!
Ее сильно обеспокоил мрачный взгляд Зенона.
— Ада, мы ждем! — крикнул Генрих из другой комнаты.
Они вошли в гостиную. Генрих сидел у камина, Бэти шла им навстречу.
— Вандя жалуется, что вы ее забыли!
Она поздоровалась с Зеноном холодно и сдержанно. Девочка лежала в кровати как увядший цветок, с усилием протягивая ему маленькие худые ручки.
— И мама вас ждет, и папа, и мисс Бэти ждет! Все ждем, а дядя не приходит, — шептала она с упреком.
Нежный жалобный голосок и худое личико ребенка так растрогали Зенона, что он едва сдержал слезы. Он погладил ее по растрепавшимся светлым волосам и стал весело рассказывать о разных делах, которые его задержали. Девочка выслушала внимательно и ответила очень серьезно:
