вообще не из нашего эмирата.
– Ну так возьми меня к себе. На правах друга детства. А?
Игорь задумывался, хмуря брови и потирая переносицу. И изрекал наконец:
– Ну, если ты так просишь… могу устроить евнухом.
– Предатель! – Валерка потрясал кулаками в праведном гневе. – А ещё друг называется. Тиран! Завоеватель!
– Сам же хотел. Эх ты, историк, а истории не знаешь. Учил, но забыл… – улыбался «тиран».
Филфаковский «цветник» не проявлял девичьих чувств к пареньку с одутловатым лицом и вечной одышкой. И вечными таблетками в карманах. Впрочем, его не сторонились и приняли в свой круг. Как товарища. Не более. Другого Игорь и не ждал: кто же захочет связать судьбу с инвалидом?
И когда ушёл из института, никто ему не звонил, никто не вспоминал. Игорь не обижался, он привык к одиночеству и к тому, что никому кроме мамы не нужен и никто не обрадуется ему при встрече, только вид сделают.
А оказалось, что это не так! Разумовский обрадовался звонку так, словно они не виделись лет двадцать. Виделись, конечно, жили-то в одном доме, и Валерка знал его домашний телефон. Но никогда не звонил – он всегда был занят, вечно куда-то опаздывал, где-то всегда его ждали и не могли без него обойтись. Встретив Игоря во дворе, Валерка кивал на ходу, бормотал «Извини, друг, меня ждут. Это срочно. И так уже опоздал…» – и убегал. А мог бы остановиться на минутку и поговорить. Но Валерку ждали неотложные дела. А у Игоря не было срочных дел, у него и несрочных не было. Только надежда – встретить кого-то из старых друзей…
Скоро в малиновом телефончике (Игорь так и не понял, что с ним такое: ещё вчера он был кирпично-красным, а раньше маково-алым, а ещё раньше – розово-земляничным) появились и другие номера: Разумовский оказался настоящим другом, и теперь Игорю звонили – одноклассники, однокурсницы, и даже друзья по детскому саду!
Жизнь стала иной, словно кто-то неведомый раскрасил серый холст солнечно-яркими красками, превратив его в пёструю, не вмещающуюся в раму картину…
Стоило Игорю выйти из дома, как сотовый весело трезвонил. Счастливо улыбаясь, Игорь нажимал малиново-красную кнопку вызова и слышал голоса друзей… В «записной книжке» было уже порядочно номеров, Игорь давно забыл о своём одиночестве, как и о том, что у него больное сердце. Он чувствовал себя здоровым и полным сил. А может, так оно и было?
В больнице удивлялись, как изменился Игорь. Всегда молчаливый и безучастный, он весело здоровался со всеми (а раньше кивал, бормоча еле слышное «здрасс-с») и улыбался белозубой симпатичной улыбкой. Глаза светились голубизной, щёки рдели румянцем, плечи молодцевато расправились, и только губы с синеватым оттенком говорили о нездоровье. Игорь и сам чувствовал, как в нём что-то необъяснимо меняется, и это «что-то» ему определённо нравилось. На работу он являлся в приподнятом настроении, блестя глазами и радостно со всеми здороваясь.
«Словно на праздник пришёл, а не на дежурство! Вы посмотрите на него – и не подумаешь, что сердечник, – удивлялся больничный персонал. – И с чего его так перевернуло? Может, влюбился?»
Игорь не удивлялся тому, что с ним происходит. Ел с неизменным аппетитом, хорошо спал, просыпался бодрым и радовался – солнечной погоде, наступающему дню, птичьему щебету за окном. Откуда-то приходило знание, что день будет непременно хорошим, и радостное предчувствие чего-то необычайного – он и сам не мог сказать, чего. Ожидание чуда. Спокойная уверенность в завтрашнем дне и приятное чувство исполненного долга – оттого, что он никому не в тягость и больше не чувствует себя никому не нужным, лишним. Он нужен в госпитале. Он нужен друзьям. Он каждый день слышит их голоса и чувствует их дружелюбие. Они с удовольствием рассказывают ему о своих делах и щедро делятся впечатлениями о поездках и встречах. И пусть он их не увидит, не сможет заглянуть в глаза и обнять за плечи… Главное, что они у него есть.
Он всё равно не смог бы поехать с Валеркой на Алтай или с Леной в Турцию. Ему нельзя летать самолётом, у него под сердцем вшит кардиостимулятор, он не может обходиться без лекарств, ему противопоказана жара. А в телефонных разговорах он был с ними на равных. Таким как все. И это было здорово!
Катастрофа, которой не было
Чаще других ему звонила Галя Ильина, с которой Игорь учился в одном классе, с первого по десятый. Галя мечтала стать актрисой и после школы пять лет подряд поступала в театральный институт, но так и не поступила. В школьном театральном кружке она играла главные роли во всех спектаклях. Руководитель кружка, в прошлом актёр одного из московских театров, был уверен в Галином театральном будущем: девочка пела, танцевала, играла на гитаре, блестяще пародировала известных юмористов, изображая в лицах комические диалоги и виртуозно меняя тембр голоса. Стоит ли говорить о том, что школьные спектакли собирали полный зал…
Игорь не пропускал ни одного спектакля. Галя выходила на сцену – и для него останавливалось время… Ему нравилась Галина уверенность в себе, её умение мгновенно перевоплощаться, становясь кем-то иным, каждый раз – иным! Нравился её вздёрнутый носик, серые большие глаза, которые оставались серьёзными даже когда Галя улыбалась. Нравились её длинные волосы, светлым веером разлетающиеся по плечам…Игорю хотелось, чтобы её мечта сбылась – и Галя стала артисткой. Такой как Елена Воробей, Клара Новикова или Галина Степаненко. Но судьба распорядилась иначе.
Вернее, не судьба, а Галин отчим, который женился на её матери, когда Гале было пять лет, и считал её своей дочерью. Экономность Пётра Львовича граничила со скупостью, но он не жалел денег, если это было «на пользу». Зимние каникулы девочка проводила в Домбае, так что к девяти годам она уверенно стояла на горных лыжах и лихо скатывалась по красным трассам (прим.: горнолыжные трассы среднего уровня сложности. Зеленые – для начинающих, синие – низкого уровня сложности, черные – высокого уровня). Летом Пётр Львович вывозил семью на море: чтобы ребёнок хорошо учился, ему нужен полноценный отдых.
Галя всегда была красиво одета, у неё была своя комната. Петр Львович безропотно оплачивал её занятия по классу гитары в музыкальной школе и по классу хореографии в школе искусств, так как усматривал в этом очевидную пользу – девочка получала дополнительное образование. Но когда Галя заикнулась о репетиторе для подготовки к поступлению в ГИТИС, Пётр Львович воспротивился.
«Вот что,
