у древнего языческого идола, в молчании замершего на небольшом острове.
Кирилл тяжело упал в воду, и в тот же миг его оплели десятки рук, утаскивая вниз, на самое дно озера. Он кричал, но вместо звуков изо рта вырывались лишь бесчисленные пузыри, мгновенно устремлявшиеся к поверхности. Утопленники жадно впивались тупыми зубами в его тело, рвали кожу и одежду на клочки.
Чёрная ледяная вода смешалась с алой горячей кровью.
Глаза идола вспыхнули особенно ярко и погасли, вновь став лишь пустыми выцарапанными глазницами, поросшими мхом.
***
Валеру клонило в сон. Тепло буржуйки мягким пуховым одеялом окутало тело, из-за чего отяжелевшие веки так и норовили слипнуться. Острый нож в руках смотрителя медленно скользил по деревянному брусочку, срезая слой за слоем. Маленькая куколка постепенно обретала человеческие очертания: крепкие мозолистые руки, хмурое лицо и короткие щетинистые усы. Сколько таких заготовок он сделал за последние годы – не перечесть. Но каждая была особенной, каждую он хорошо помнил, пусть все они давно уже покоились на дне озера.
Его прервал резкий ритмичный стук в окно. Распахнув створку, Валера отложил недоделанную куколку и устремил взгляд в темноту ночи.
В проёме окна из мрака выступила угольно-чёрная фигура ворона, складывая крылья. Посланник блеснул пронзительными светло-голубыми глазами, напоминавшими осколки льда, и трубным голосом произнёс:
– Жертва принята.
Валера кивнул. Ворон в тот же миг вновь взмыл в воздух и растворился в ночи. Захлопнув окно, чтобы из избы не уходило тепло, смотритель собирался было вернуться к резьбе по дереву, но с улицы донёсся знакомый голос:
– Ты ничего не изменишь. Не кори себя. Лучше смирись уже наконец.
Вздохнув, Валера вышел на крыльцо, подставив лицо стылому ветру. На ступеньках его уже ждал Юра с неизменной папиросой в зубах. Он махнул ладонью, приглашая собеседника присесть.
– Это не так-то легко, – протянул Валера, опускаясь на ступеньку. – Каждый раз как в первый раз.
– Думаешь, лучше до конца времён быть бесправным его смотрителем, ни живым и ни мёртвым? – недовольно цокнул Юра. – Ты знаешь, как он накажет, если перестать его почитать, если проявить сочувствие хоть раз… Как по мне, делай дальше свою работу, Валера, и не противься богу, не совершай моих ошибок.
– Столько людей…
– И что? Всё это взамен на обилие дичи в здешних лесах, на сытую жизнь, на твой покой, в конце-то концов! Возьми себя в руки.
– Я не уверен, что смогу выносить это до конца своих дней, – покачал головой Валера.
– Тогда не рассчитывай на спокойную кончину, – резко бросил Юра, выдыхая изо рта белое облако дыма. – Лучше пойди убери все следы, а после займи свою голову чем-нибудь полезным. Подыщи себе преемника, например. Возьми хотя бы того же Пал Палыча. Он слишком долго пытался избегать этой ответственности, всё надеялся откупиться. Пришла пора привлечь его…
Юра рывком поднялся на ноги, всем своим видом демонстрируя, что разговор ему надоел.
– Да его же никакими средствами сюда не заманить с того самого раза…
– Значит, придётся постараться, – припечатал Юра. – Нельзя оставлять это место без земного смотрителя. Не гневи Чернобога, сын.
Отец Валеры, не постаревший ни на день за последние десятилетия, щелчком отправил недокуренную папиросу в полёт и двинулся в сторону леса. Ни единая травинка не примялась под его ногами. Шаги были беззвучными и лёгкими, и вскоре тьма поглотила худую фигуру Юры.
Только Валера так и остался сидеть на крыльце, понурив голову и думая о своей судьбе. Он неотрывно смотрел на рыжий огонёк отцовской папиросы, догоравшей на земле. Через минуту после того, как Юра ушёл, она медленно растворилась в воздухе. Будто её никогда и не было.
