основном женщины, мужчины же, проходя мимо, как правило, прижимали свои саквояжи и сумки к телу. На всякий случай.
Подходивший к концу год стал годом рекордов, и кроме упомянутого стоика, у моста расположились ещё две профессиональные попрошайки. У одной из них, молодой и симпатичной, была манера при приближении потенциального благодетеля поднимать голову и заглядывать прохожему в глаза. Метод работал исправно.
Семён тоже поймал этот взгляд и остановился. «Коллеги»
(конкуренты?)
встрепенулись. Заметив это, мужчина мрачно усмехнулся и вытащил из кармана пальто кошелёк. Перекладывая пару сторублёвых купюр обратно в карман, Семён удостоверился, чтобы все заметили сей манёвр.
– Раз, два, три! – Кошелёк взметнулся над головой владельца и шлёпнулся на оледеневший асфальт. Расстояние от него до любого из нетрудоустроенных психологов оказалось примерно одинаковым. Семён продолжил идти и даже не оглянулся узнать, началась ли грызня у него за спиной. Он не сомневался в этом.
Через две минуты учитель пил горячий кофе из пластикового стаканчика, стоя на берегу крошечного пруда.
Последнее кофе в жизни.
Сегодня детишки могут не бояться опоздать на урок.
***
Горький запах болезни и лекарств – вот что Семён ощутил очнувшись. Говорят, обоняние – это последнее чувство, покидающее человека в момент смерти. Тогда неудивительно, что оно же и вернулось первым. Вслед за запахом явились грязно-белый свет сверху и сбоку и шарканье шагов – то ли рядом, то ли вдалеке.
Больница.
«Не получилось».
Шаги прозвучали совсем рядом, и в поле зрения учителя
(если его ещё не уволили, конечно)
вплыла фигура медсестры в брючной
(«Какая жалость, что не в юбке!»)
форме и видавшей виды одноразовой маске. На бейджике на груди чернело имя. Семён не рассмотрел фамилию и отчество. А имя… кажется, Марина.
– С возвращением, – бросила Марина безрадостно и черканула что-то на прикрепленном к планшету листе. – Что же все без документов гробитесь?
Семён разглядывал остроносое лицо девушки и с тоской вспоминал о дюжине стареньких и не очень фильмов, отложенных для ознакомления на выходных и новогодних праздниках… которые, опять же, грозятся урезать.
– Продлевать будете? – Строгое лицо Марины выдернуло мужчину из задумчивости.
– Что?
– Поищете более уединённое место для «роскомнадзора» или попытаетесь жить дальше? В следующий раз могут уже и не откачать. – Марине не нужен был ответ, она лишь бросила семена в почву и ушла по своим делам. Пока пациенты на койках, медсёстры на ногах.
Лишившись единственного собеседника, Семён прикрыл глаза и отвернулся к стене. Его мысли походили на обрывки фильмов и вырезки из бесплатных газет, что он изредка брал в метро.
«Дилеры так жалобно зазывают и тянутся в твою сторону, что хочется дать им денег. Надеюсь, никто из чиновников не додумается это использовать».
Среди потока мыслей попадались и жизнеутверждающие: в «отложке» своего часа ждали очень недурные фильмы; на праздниках можно будет выпить и не опасаться за запах… Впрочем, встать с койки сильнее всего мотивировали переживания иного рода.
Переживания, что преодолевать трудности тяжелее всего в одиночку.
«Есть ли на школьном пожарном щите топор?»
Всё-таки неплохо бы выйти на работу, в школу. Одному умирать скучно.
«А вдоль дороги мёртвые с косами стоят – и тишина!»
Реальность оказалась куда прозаичнее: не стояли, а сидели, прислонившись спинами к стенам покосившихся хат; не тишина, а завывания волков вдали. Но это только пока «вдали»: акулы суши чуют кровь за километры, и им надо что-то есть. Мише не привыкать, он часто имел с этим дело. Он сам приходил в какое-нибудь Богом забытое село, чьё население чуть менее чем полностью состояло из стариков, закалывал всех чем-нибудь острым и выволакивал трупы на улицу.
«Зачем? Хм-м.… А что, “могу” и “хочу” больше не считаются за причины?»
Странно лишь то, что Миша не помнил, заходил ли он сюда на огонёк раньше. М-да. Вроде ещё не старик, а склероз уже даёт о себе знать.
«Погано, зато можно пересматривать «Сватов», и каждый раз будет как первый! Ха-ха! Э-эх…»
Почёсывая затылок, Миша пытался вспомнить, заводила ли его нелёгкая в Моржово раньше. Однако воспоминания упорно не желали выползать на свет, а затылок уже кончился. Пришлось переключиться на шею, на спину…
Хрясь! – и отсечённые фаланги пальцев плюхнулись в лужу. Миша не вскрикнул от боли. Выпустив оружие из неискалеченной руки, скиталец рухнул на колени, чтобы, подобно освобождённым от него пальцам, навеки уснуть в деревенской грязи. Из спины незадачливого убийцы торчал тесак, запачканный не только его кровью.
– Придурок ты, вот ты кто. Бежать надо было, бежать! Эх, хоть бы один подражатель с головой на плечах…
– Анжела, вы меня слушаете?
– Да, Михаил, я слушаю и записываю.
– Слава Богу! А то в кино показывают, что психолог только делает вид, что помогает, а на деле…
– …надеется, что пациент поможет себе сам? – Анжела посмотрела на мужчину с укором. – К сожалению, это так не работает. Выговориться необходимо для снятия стресса, но проблема от этого никуда не денется. Её надо прорабатывать.
– Ох уж эти предрассудки, да? – Михаил с улыбкой повернул голову в сторону Анжелы. – Ладно, с чего начнём?
– Попробуем нащупать истоки вашей проблемы. Какие у вас в детстве были отношения с родителями?
– Ох… Не знаю даже. Отец… Он был со мной, но вот я как будто с ним не был.
– Хм-м.
– Типа, вот он звал меня на рыбалку или, не знаю, учил складывать бумажные самолетики, а мне не хотелось. Ничего не хотелось. И, кажется, даже его самого видеть не хотелось. Эх, могу себе представить, что он чувствовал…
– Хотите сказать, он никогда не был вашим кумиром? Вашим героем?
– Да, вроде того. Но ведь должен был, верно? Кто же ещё?
– Угу. А ваша мать?
– Мать…
– Она вас любила? Какие у вас с ней отношения?
– Любила, да. То есть, разве бывает иначе? Правда, когда родилась сестра, мне всё время казалось, что… что я больше не нужен. То есть, я знал, что маленькой внимание нужнее, что родители и без того разрываются на части… Я спрашивал у мамы, не жалеет ли она, что я родился. Не жалеет ли она, что завела семью. Она отвечала, что всё в порядке, что всё так, как она хотела, но… Я не знаю. Разве она могла сказать что-то другое?
– Вам кажется, что вас недостаточно любят таким, какой вы есть?
– Да, наверное.
– У вас есть проблемы с женщинами? Ну, с женщинами как с противоположным полом?
