— Нет. В моей жизни бывают приятные события, обычно связанные с красивыми страстными девчонками. Все остальное — полное дерьмо, и так год за годом, век за веком… Усталость и безнадега. Знаешь, откуда я знаю, что за двести лет в мире не умер ни один вампир?
— Что-то вроде телепатии?
Я достал из кармана Тони золоченый портсигар с сигарами и раскурил одну, чтобы перебить противный привкус во рту.
— Ах, если бы. Нет, все куда прозаичней. Двести лет назад умер мой последний собрат. Самоубийство. И с тех пор я — последний существующий вампир.
— Погоди-погоди! Ты же говорил про территории, встречи… Ведь ты же не можешь лгать⁈
— Ну, не то чтоб совсем… Для меня ложь — как для тебя скороговорка. Ты пытаешься сказать «на дворе трава, на траве дрова» — а изо рта вылетает белиберда. У меня так с ложью: умом решаю сказать ложь — изо рта вылетает правда. Но если потренироваться, то можно научиться говорить не полную правду. Я описал тебе наше общество так, как если бы я был не последним вампиром на Земле. Так, как оно было когда-то очень давно. То есть, почти правда — кроме того момента, что я последний. На самом деле я хожу на заправку Мартингейла в определенные дни, потому что там работает смазливая продавщица, и в обеденный перерыв я трахаю ее в комнате для отдыха. В кегельбане «У Джо» занимаюсь строго тем же самым с дочкой владельца… Мое существование полно скуки: я обычно занимаюсь лишь тремя вещами. Первая — секс, это единственное развлечение, которое мне все еще не надоело и не содержит риска. Вторая — повышение своего социального статуса и поиск новых партнерш для секса. И третья — рутинная скука. Эпизоды вроде поиска финансовых источников, ну там баул с деньгами утащить, бывают слишком редко и давно приелись. Такие дела. Я в последний раз охотился пятьсот лет назад, если не считать периода второй мировой, тогда я порой охотился на нацистов. Не для пропитания — брезговал ими — а из спортивного интереса и ради мира на Земле.
— А как же ты тогда питаешься?
— Хрендиллионный по счету тупой вопрос. Я питаюсь мясом, которое покупаю в магазине. То, что вампир питается только человечиной — очередная байка, о чем я тебе уже не раз сказал.
— Вот сейчас прямо камень с души, — выдохнул дон Луиджи.
— Человечина, конечно, самая вкусная, но… Слишком много проблем технического и морального толка. Я слишком давно привык жить среди людей мирно. Скучно, но и проблем нет, если только не появляются всякие там нацисты, маоисты и доны…
— Что-то у меня пальцы немеют… Так и должно быть?
— Ага, хоть и не так быстро. Но ты старый, слабый и больной — потому бактерия-симбионт делает свое дело быстрее… В общем, такая вот моя жизнь. Представь себе, что ты — последний человек на Земле. Что все остальные тебе подобные уже умерли. Каково бы тебе было? Вот и мне так же.
— Почему ты в таком случае так сильно не любишь делиться своим даром? Ты мог бы обратить себе компаньонов, например, какую-нибудь исключительную девчонку…
Я вздохнул.
— Знаешь, кто такие мирмекофилы? Это насекомые, которые живут с муравьями. Например, тля, с которой у муравьев симбиоз. Но есть среди мирмекофилов и паучок, который очень похож на муравья. Он искусно притворяется муравьем. Поскольку у него восемь ног, но нет усиков, он поднимает передние ноги и имитирует ими усики. Он живет среди муравьев и ест их. Внимание, вопрос: если этому паучку станет одиноко, сможет ли он обратить муравья в себе подобного паучка путем укуса? Правильный ответ — нет, не сможет.
— Но какое отношение пауки и муравьи имеют к людям? — спросил дон немеющим языком.
Я снова вздохнул.
— Как тебе сказать… Помнишь, я говорил: все, что ты знаешь о вампирах, неверно. Ты думаешь, что вампир — это человек, умерший и восставший, чтобы пить кровь, ну или не умерший, а зараженный вирусом вампиризма. Но это не так. Люди — это люди, а вампиры — это вампиры. Я никогда не был человеком, как и мои родители. Мы — другой вид. Параллельная ветка эволюции, хищная разновидность гоминидов, к тому же сильно мутировавшая, специализирующаяся на охоте на других гоминидов и мастерски маскирующаяся под свою добычу. Возможно даже, что я произошел не от обезьяны, хотя это не точно. Такие вот дела.
Он принялся дергаться и хрипеть, и я с трудом разобрал его слова:
— А… как же… симбионт?!!
— Симбионт? Это мой симбионт, понимаешь? Он помогает мне охотиться, поскольку бактерия, попадая в кровь жертвы, стремительно размножается и вызывает обширный паралич, и с ним добыча далеко не уйдет. Он не превращает человека в вампира, увы.
— Т-т-тварь… Об-б-б-ма…
— Обманул? Нет. Я никогда не утверждал, что моя бактерия превращает людей в вампиров, это ты сам себя обманул. Я ведь столько раз повторил: все, что ты знаешь о вампирах, неверно. Все — значит все. И если ты думаешь, что вампиры обращают людей в себе подобных — значит, на самом деле это не так. Вампиром можно только родиться, так что увы, я последний представитель своего вида и это уже никак не изменить.
Тут дона окончательно хватил паралич, и я, чтобы укоротить его мучения, вынул трубку воздуховода из его ноздри, выбрался из подвала и закрыл крышку.
Эх-х, а ведь вечер был таким замечательным — и такой финал… Говорил же идиоту — вернись и тихо умри в кругу семьи… Не послушал, а мне теперь предстоит избавиться от семи трупов в моем доме.
Троих покойников я нашел возле кладовой. К счастью, Тони был предусмотрительным малым, он взял с собой мешки для трупов, так что с мертвецов ничего не натекло. Надо бы поискать другие, у него же их было не три.
Сумка с кое-какими вещами, включая пыточные приспособления, нашлась рядом, и в ней еще два мешка: оно и понятно, Тони взял их по числу «расходных» бойцов. Ладно, воспользуюсь мешками для мусора.
Пару минут я боролся с искушением. Все-таки шесть сильных, сочных самцов, а это куча мяса, которое я к тому же буду есть со спокойствием буддиста, поскольку убил их не я. Примерно сорок килограммов чистого мяса с тела… Я ведь еще и сэкономлю больше тысячи баксов при этом…
Но в итоге здравый смысл победил: если я попадусь с мясом — выкрутиться не получится, придется бросать обжитое место. А если попадусь с трупами — будет маленько попроще, потому как на оружии нет моих отпечатков и вообще никак не получится доказать, что убийца — я. И даже простое объяснение у меня есть: да, я нашел и присвоил сумку с баксами, вот за мной и пришли обиженные мафиози… Другой вопрос, что объяснить, почему они сами друг друга убили, не выйдет… Хотя стоп, выйдет: скажу, что загипнотизировал. Попросят повторить — скажу, что гипноз не действует на человека, который знает, что его хотят загипнотизировать…
Хотя стоп, я кретин. Они же напали на меня в моем же собственном доме, пытали — у меня было полное право защищаться, что я и сделал… Да, будут странные детали: почему у старика пули со щелочью, почему старик на кресле-каталке поперся за мной лично вместо того, чтобы приказать меня привезти? Почему троих убили морфином? Ну я-то смогу выкрутиться — дескать, вот у них и спросите, я не знаю! Доказать копы ничего не смогут, а без доказательств мой адвокат вытащит меня быстро.
Еще немного подумав, я отбросил эту идею и вернулся к первой: я никого не убивал, на том и буду стоять. Даже старик и то самоубийством покончил. Неизвестная науке бактерия вскоре сама по себе деградирует в нежизнеспособную форму и тю-тю, вывести ее как культуру и как-то связать со мной не удастся. Следы укуса на руке со мной связать тоже нельзя, кто же догадается, что у меня иное строение нижней челюсти?
И при всем при этом у меня есть замечательное оправдание, если меня поймают при попытке избавиться от тел: огласка приведет к тому, что за мной приедут новые мафиози. При убийстве в порядке самозащиты я обязан сразу уведомить полицию, но если я никого не убивал — я не обязан никого уведомлять, а от обвинения в сокрытии преступления меня защитит закон, разрешающий отказываться от дачи показаний в случае, если свидетелю при этом угрожает опасность.
