Качели. Как он сразу не разглядел? На качелях остался ребенок. Взрослых рядом не было, и это было более чем странно.
Он потер глаза.
Девочка на качелях. Грациозно изгибаясь, она вытягивала и поджимала ножки в голубых туфельках, раскачиваясь. Вперед-назад, вперед-назад.
Она сидела спиной к Владимиру, но почему-то у мужчины не было желания взглянуть в лицо ребенку.
«Это она».
Он снова потер глаза, так, что ему стало больно.
Девочка не исчезла. Внезапно ее голова повернулась на сто восемьдесят градусов, как у совы. Нежное лицо словно ланцетом рассекла хитрая ухмылка, столь несвойственная маленькой девочке.
Кузнецов попятился назад и, споткнувшись о кровать, больно ударился бедром.
Кривясь от боли, он направился к выходу. К чертям собачьим. Он выяснит все прямо сейчас.
Он выскочил на улицу и, обогнув угол дома, оказался на площадке.
Никого.
Взгляд остановился на качелях. Они едва вибрировали, словно тот, кто там сидел недавно, ушел буквально за секунду до появления растерянного мужчины.
Сам не зная зачем, Владимир подошел к качелям и потрогал сиденье. Оно было прохладным, как обволакивающий город вечер.
«Правильно. Мертвые не дают тепла», – усмехнулся до боли знакомый голос, и он стиснул зубы так, что заныла челюсть.
В этот вечер он напился. Впервые с той самой ночи. И когда Ирина с Настей приехали, он уже валялся в беспамятстве на диване, даже не раздевшись.
– Мне сегодня нужно сделать УЗИ, – сказала утром Ирина. Она и словом не обмолвилась насчет того, что Владимир вчера сорвался. Тот, чувствуя себя виноватым перед женой, торопливо сказал:
– Я отвезу тебя.
Всю дорогу они молчали, лишь когда подъехали к медицинскому центру, Ирина прильнула к нему:
– Люблю тебя. Хочу, чтобы в нашей семье все было хорошо. Не делай больше так.
– Так все и будет, – ответил Кузнецов, но голос его предательски дрогнул.
Что-то идет не так. Где-то что-то в их размеренной и счастливой жизни надломилось, треснуло. Это как если бы красивое, сильное и высокое дерево начало медленно усыхать, а причиной тому стали мелкие жучки, поселившиеся под корой. И его вчерашняя пьянка – лишь первая ласточка. Нужно принимать какие-то меры.
– Я могу присутствовать? – осторожно поинтересовался он, и Ирина кивнула:
– Вообще-то я в этом и не сомневалась. Это ведь наш сын.
Полноватая врачиха одарила их формальной улыбкой и предложила Ирине лечь на кушетку, после чего начала обильно смазывать ее округлившийся живот гелем.
(Люблю тебя)
Неожиданно Владимиру тоже захотелось сказать Ирине, что он ее любит. Ее и Настюшу. Безумно любит. Он уже открыл рот, но осекся – на экране появилась картинка. Сейчас он увидит своего сына, сантименты будут после.
Кузнецов вытер лоб, тыльная сторона ладони оказалась мокрой от пота.
Датчик-излучатель внезапно пискнул. Лицо врачихи переменилось, и она, уже намеревающаяся повернуть экран в сторону беременной супруги, резко подалась назад. Рука ее между тем продолжала медленно водить датчик по липко-блестящему животу Ирины.
– Что-то не так? – хрипло спросил Владимир.
– В чем дело? – встревоженно заговорила Ирина.
Врачиха закричала. От датчика пошел едкий дым.
Кузнецов еще раз взглянул на экран и замер. Грудь рвалась от дикого, животного вопля, но он молчал, бледнея как мел. Кричать не было сил.
Вместо плода на экране копошилось какое-то нечеловеческое существо с тонкими нитями-щупальцами, вроде паука или осьминога. Они плавно извивались, как стебли водорослей под воздействием подводного течения, а шесть крохотных глаз чудовища злобно пялились на Владимира.
Ирина засмеялась. Владимир поднял на нее глаза. Почему-то на ней оказалось голубое платье, а из-за спины выглядывали полуовальные прозрачные крылышки. И эти усики над головой.
Бабочка.
– Мне скоро исполнится десять лет, – сказала его супруга детским голосом, и ее вздутый живот пошел крупными буграми. То, что находилось внутри его
(дочки)
жены, отчаянно рвалось наружу.
Потом все померкло.
– Проснись! – крикнула Ирина, склонившись над кроватью. Владимир разлепил глаза. Снова сон?!!
– Фу, ну и перегар, – сморщилась она. – Кузнецов, что с тобой?! Как ты объяснишь вчерашнее?!
– Все нормально, – едва ворочая языком в пересохшей глотке, выдавил он. Голову словно сунули под громадный пресс. Ему казалось, еще чуть-чуть – и она расколется, как гнилой арбуз. В памяти всплыл шестиглазый мутант с щупальцами. – Ира… У тебя все хорошо?
– У меня – да, – сверкнула глазами. – А у тебя, судя по всему, не очень.
Владимир откашлялся.
– Позорище… – бросила Ирина. – Настя все видела. Сходил бы в ванную!
Стоя под ледяными струями воды, Владимир снова подумал о Максиме.
Вечером он позвонил Логвиненко.
– Макс, привет! Давно не виделись!
– Володя, здравствуй! Говори быстрее – я на встрече.
– Гм… у тебя адрес «мыла» все тот же? – поинтересовался Владимир.
– Да.
– Я сегодня отправлю тебе письмо. Необходима твоя помощь.
– Что-то случилось? – насторожился детектив.
– Пока нет, – вздохнул Владимир. – Но мне срочно нужна информация по одному делу. Все, что есть.
– Присылай исходные данные. Я позвоню.
– Я у тебя в долгу.
– Ладно, сочтемся, – усмехнулся Максим и отключился.
Какое-то время Владимир молча изучал трубку, пока экран не окрасился черным.
Он зашел в комнату к дочери. Настя с увлечением листала «Волшебника Изумрудного города» – она обожала книги из этой серии и могла пересматривать их до бесконечности.
При взгляде на ее затылок со смешно торчащими хвостиками, на ее худенькие плечики Кузнецова вдруг захлестнуло ни с чем не сравнимое чувство любви к своему ребенку.
Он осторожно приблизился к девочке и ласково обнял ее.
– Папа, – улыбнулась Настя, оторвавшись от книжки.
– Настеныш, – он крепче прижал к себе крохотное тельце дочки.
– А вы мне приготовили подарок? – хлопая ресницами, поинтересовалась Настя, и отец усмехнулся:
– А как же. Это ведь твой праздник скоро будет, да?
– Да, – ответила девочка, и по ее розовым губкам скользнула странная улыбка. Она медленно повернулась к книге, словно давая этим понять, что на этом разговор окончен. Владимир озадаченно потер переносицу. Что-то во взгляде дочери ему показалось… Эти глаза.
Глаза?
Он подошел к двери и еще раз посмотрел на дочь. Моргнул.
В какую-то долю секунды его накрыло жутковатое предчувствие – вот сейчас голова Насти развернется, как у той девочки на качелях в платье бабочки…
