Он кладет лист. Она, слегка улыбаясь, взволнованно смотрит на него. Он кивает ей.
— Это замечательно, дорогая, — говорит он. — Просто замечательно. Твоя очередь.
Она открывает блокнот, находит его последнее стихотворение и пролистывает четыре или пять исписанных страниц черновика. Она знает его метод работы и продолжает листать его неразборчивые рукописные записи, пока не доходит до аккуратного печатного текста. Она показывает ему. Фил кивает, потом поворачивается в сторону шоссе. Все это прекрасно, но им скоро пора идти. Они не хотят опоздать.
Он видит приближающийся ярко-красный грузовик. Он двигается быстро.
Она начинает.
V
Бренда видит рог изобилия, из которого сочатся гнилые фрукты.
«Да, — думает она. — Так и есть. День благодарения для идиотов.»
Фредди станет солдатом и будет воевать в далеких странах, как брат Жасмин Томми. Эдди и Труза, мальчиков Жасмин, ждет то же самое. У них будут крутые машины, если они вернутся домой и бензин не иссякнет через двадцать лет. А девчонки? Они пойдут за парнями. Они лишатся девственности, пока по телевизору будут идти игровые передачи. У них будут дети, жареное мясо на сковородках и лишний вес, — все, как у Жасмин. Они будут курить легкие наркотики и есть много дешевого мороженого из «Уолмарт». Хотя, может быть, Розелин это не ждет. Иногда с ней что-то не так. Ей придется ходить в специальную школу. Она даже в восьмом классе будет пускать слюни на свой острый подбородок так же, как сейчас. Семеро детей родят семнадцать, семнадцать родят семьдесят, семьдесят родят двести. Она могла видеть парад будущего. Идиоты маршируют в рваных одеждах. Некоторые одеты в джинсы, через которые видно нижнее белье на заднице, другие — в футболках с группами, играющими хэви-метал, третьи — в униформах официанток, заляпанных соусом, четвертые — в обтягивающих брюках из «Кмарт» с маленькими ярлычками «Made in Paraguay», пришитыми к подкладкам. Она видит гору игрушек Фишер Прайс, которые им еще предстояло купить и которые потом будут проданы на дворовых распродажах, проходящих там же, где большинство из них были куплены сначала. Они купят товары, которые увидят по телевизору и задолжают кредитным компаниям, как она… и задолжают снова, потому что «ПИК 4» — это счастливая случайность, и ей это известно. Даже хуже, чем случайность, скорее издевательство. Жизнь, по существу, это ржавая покрышка, лежащая в канаве у дороги, и эта жизнь продолжается. Она больше никогда не почувствует себя в кабине реактивного истребителя. Это хорошо только когда оно есть. Ее корабль не придет. Здесь нет никаких лодок, и камера не снимает ее жизнь. Это реальная жизнь, а не реалити-шоу.
«Шрек» закончился, и все дети спят, включая Эдди. Голова Розелин снова лежит на плече Эдди. Она храпит, как старушка. На руках у нее красные пятна от того, что она постоянно их чешет.
Жасмин закручивает крышку бутылки «Алленс» и бросает ее назад в кресло малыша. Низким голосом она говорит:
— Когда мне было пять, я верила в единорогов.
— Я тоже, — говорит Бренда и глядит на Жасмин. — Интересно, на какую скорость эта штука способна.
Жасмин смотрит вперед на дорогу. Сверкает синяя табличка с надписью «ЗОНА ОТДЫХА 1 МИЛЯ». Она не видит никакого движения по северному направлению, обе полосы в их распоряжении.
— Давай это выясним, — говорит Жасмин.
Число на спидометре возрастает с 80 до 85. Затем до 87. Между педалью газа и полом все еще остается какое-то расстояние. Все дети спят.
Зона отдыха быстро приближается. Бренда видит на парковке только одну машину. Выглядит она чудно, Линкольн или, возможно, Кадиллак. «Я могла бы взять такую же, — думает она. — У меня было достаточно денег, но слишком много детей. Я бы не вместила в нее всех». В этом вся история ее жизни.
Она отворачивается от дороги, смотрит на старую подругу из средней школы, жившую теперь в соседнем городке. Жасмин сзади смотрит на нее. Фургон, выдающий почти сотню миль в час, начинает заносить.
Жасмин слегка наклоняется и качает Ди в колыбели возле своей крупной груди. Ди все еще держит успокоительный палец во рту.
Бренда облокачивается назад, сильнее наживает ногой, пытаясь достать до покрытого ковриком пола фургона. Вот он, и она мягко опускает на него педаль газа.
Он дотягивается до ее плеча и хватается за него костлявой рукой, всполошив ее. Она отрывается от его стихов и видит, что он смотрит на магистраль. Его рот открыт, а глаза за очками, казалось, выпучены настолько, что едва не достают до стекол. Она следит за его взглядом в то мгновение, когда красный фургон гладко соскальзывает с полосы движения на край проезжей части, а оттуда двигается к наклонному въезду в зону отдыха. Он не смог бы вывернуть. Он двигается слишком быстро, чтобы успеть вывернуть. Он влетает со скоростью, по меньшей мере, девяносто миль в час, вспахивает склон прямо под ними, и врезается в дерево. Она слышит громкий, невыразительный удар и звук бьющегося стекла. Ветровое стекло разлетается вдребезги, осколки мгновение искрятся в свете солнца, и она кощунственно думает: «как красиво».
Дерево разрезает фургон на два рваных ошметка. Что-то взлетает в воздух и приземляется на землю. Фил Хенрейд с трудом может поверить, что это ребенок. Бак с горючим начинает гореть, и Паулина кричит.
Он вскакивает на ноги и бежит по склону, перепрыгивает через забор, как молодой парень, которым он когда-то был. В эти дни его слабое сердце часто напоминает о себе, но к горящему фургону он бежит так, как сам не смог бы и представить.
Облака плывут над полем, потом добираются до леса. Полевые цветы кивают головками.
Он останавливается в двадцати ярдах от похоронного костра. Жар обжигает его лицо. Он видит то, что ожидал увидеть: выживших нет. Но он и представить не мог, что погибших будет так много. Его взгляд падает на кровь на траве. Словно россыпи земляники, рядом валяются осколки задней фары. На кусте висит оторванная рука. В огне плавится кресло для малышей. Он видит туфли.
Паулина подходит к нему. Она задыхается. Безумнее ее растрепанных волос выглядят только ее глаза.
— Не смотри, — говорит он.
— Чем пахнет? Фил, чем это пахнет?
— Горящий бензин и резина, — отвечает он, хотя это, наверное, не о том запахе, о котором она спросила. — Не смотри. Возвращайся и… У тебя мобильный с собой?
— Конечно, есть.
— Возвращайся и звони 911. Не смотри на это. Ты не захочешь этого видеть.
