Никольский вздрогнул, когда кто-то хлопнул его по плечу, и едва не нажал на спусковой крючок. Рядом шел Степан Нефедов. С виду старшина был совершенно спокоен и даже пистолет держал небрежно, в опущенной руке. Не глядя на рядового, Нефедов спросил:
– Сергей, ты ничего не чувствуешь?
Вопрос был неожиданным и непонятным. Никольский удивленно пожал плечами и уже открыл рот, собираясь ответить, что вроде бы ничего, как вдруг его накрыло. Во рту защипало и стало кисло, будто лизнул батарейку. И сразу же дернуло несколько раз вперед, как за веревочку. Сергей остановился и испуганно поглядел на старшину.
– Да, товарищ старшина, почувствовал. Как будто вон в ту сторону тянет… – он показал рукой вперед, на колодец.
– Понятно. Значит, там, – Нефедов пошел быстрее. Сергей тоже ускорил шаг и спросил:
– А что это, товарищ старшина?
– Понимаешь, – быстро сквозь зубы сказал Степан, – ты до войны кем был?
– На заводе работал, – растерялся Никольский, – а что?
– А то. Ты, когда получку давали, за нее в табеле расписывался? Расписывался. Вот и любой колдун, когда заклятье творит – вроде как свою роспись ставит. Ни с чем не спутать. Только кроме всего прочего, она еще и указывает на него, пока свежая. А тут, сдается мне, свежее просто некуда. Загибай цепь! – вдруг крикнул Степан и несколько раз выстрелил куда-то. Шагах в десяти кувыркнулась в лебеду какая-то тварь размером с крупную собаку.
– Пугаешь, гад? – прошипел Нефедов. Другая тварь, оскалив зубы, выпрыгнула откуда-то сбоку и ткнулась в плечо Никольскому, едва не опрокинув его на землю. Но не вцепилась, а замерла на месте, как-то недоуменно покачиваясь на тонких паучьих лапах. Щелкнул выстрел, и она осела вниз. Рядовой заметил, как Степан, скривившись в болезненной гримасе, поспешно прикусил зубами висевший у него на шейной цепочке непонятный предмет – похоже, какой-то оберег.
Призраков Никольский не заметил. Только пахнуло смрадным ветром, откуда-то налетел горький туман, но развеялся клочьями у самого колодца. Первым в его черный зев заглянул пожилой старшина, выпустив туда наугад пару автоматных очередей.
– А ну, тихо! – сказал невесть как снова оказавшийся рядом Нефедов, и Сергей, глянув на него, поразился, увидев мокрое и серое от боли лицо, как будто старшину что-то жевало изнутри, но он еще держался.
– Тихо! – повторил Степан и тут же сказал, – ты лучше давай, старшина, сам туда лезь.
"Да вы что?!" – хотел заорать во весь голос Сергей, и тут же осекся, увидев равнодушные лица солдат. Даже Ольга, замершая поодаль с пистолетом в руке, ничего не сказала, слепо уставившись в одну точку. Седоусый старшина молча кивнул головой, бросил автомат, будто бесполезную железяку и вскочил на край колодца. Сергей дернулся к нему – помочь, остановить, но старшина уже камнем рухнул вниз.
Время замерло. Никольский остановившимся взглядом смотрел на колодец – и тут сруб точно взорвался. Вверх полетели обломки почерневших бревен и брызги воды, которая искрящимся фонтаном застыла над головами. А потом из колодца показалась голова старшины, который, вцепившись в кого-то, тянул его наверх, одной рукой держась за цепь журавля.
– Быстро! – окрик Нефедова хлестнул кнутом. – Помогать ему, ну!
Сергей кинулся к колодцу и вцепился в ворот мокрой гимнастерки, вытягивая старшину наружу. Тот с хрипом перевалился за край и Никольский увидел, что второй, полуоторванной рукой он намертво сжимает за горло кого-то, заросшего черной шевелящейся шерстью, отдаленно напоминающего горбатого человека. И тут же рядовой почувствовал тупой удар в грудь, напротив сердца. Его откинуло от сруба, но другие солдаты уже тянули колдуна наверх.
Никольский поднялся с земли и посмотрел на грудь. Гимнастерка была разорвана, и точно под левым соском торчал длинный железный штырь, пробивший сердце. Но боли не было и никаких неудобств не было тоже. Сергей попытался было вздохнуть, и тут же понял, что это совсем не обязательно, и что все это время он не дышал. Попытался удивиться или рассердиться, но не получилось, словно все это время чувства, которые он испытывал, были только воспоминанием о них. Зато теперь он помнил – но тоже отстраненно и равнодушно – как поднялся ночью с досок старого блиндажа, превращенного в госпитальный морг – поднялся он, и с ним еще десяток таких же убитых. Последний резерв зачистки.
Тогда он повернулся, и молча двинулся обратно к куче солдат. Втиснулся между ними и ухватился за холодную мокрую кожу завывающего колдуна.
Степан Нефедов выпустил из губ оберег. Боль уже ушла, больше не раскалывалась голова – видимо, заклятье исчерпало Силу. Он сделал несколько шагов и не удержался – шатнуло. Тогда Степан сел прямо на землю и, не оборачиваясь, сипло приказал:
– Кончайте его.
И зажал ладонями уши, согнулся, весь сморщившись. Не в человеческих силах было выдержать страшный крик колдуна, которого заживо рвали на куски мертвые солдаты. Он не мог причинить им никакого вреда и поэтому кричал и кричал, распадаясь на кровавые части.
Потом вой прекратился.
Нефедов встал. Он облизнул соленые губы и почувствовал вкус собственной крови, которая текла из носа. Старшина размазал ее по подбородку, махнул рукой и повернулся.
Солдаты стояли и молча глядели на него. Они не двигались. Ольга… Федор… Сергей… пожилой старшина… никто из них не шевельнулся и ничего не сказал, когда старшина Нефедов достал из нагрудного кармана тонкую металлическую пластинку со сложными символами. Он сглотнул и криво усмехнулся.
– Ну, вот и все. Жаль, анекдот я вам так и не рассказал. Да это ничего. Благодарю за службу… а Родина не забудет, – и переломил пластинку пополам. Бросил обломки в лебеду и пошел прочь, не видя, как беззвучным пламенем вспыхивают и исчезают тела.
Грузовик на опушке уже урчал мотором.
Страшнее человека нет.
Майора Половодова взяли ночью. Тихо и без шума.
Взяли вместе с его ППЖ – "походно-полевой женой", связисткой из штаба полка. Ничего не подозревающий Половодов спал сладким сном на топчане в своей офицерской землянке, когда выбитая дверь грохнула об стену и несколько черных фигур мгновенно окружили парочку. Разбуженный майор некоторое время тупо смотрел в дуло пистолета, сунутое ему прямо под нос, суматошно вдыхая запах смазки и пороха. Потом обмяк, сел, свесив ноги в кальсонах на пол и обхватив худые плечи руками. Связистка, прикрывшись одеялом, неподвижно смотрела на обступивших топчан, чуть прищурив немыслимой синевы глаза, в которых не было и тени страха. Красивая девка, ничего не скажешь. Два месяца назад Половодов приметил ее среди пополнения, прибывшего в полк, и тут же, что называется, "положил глаз".