Злацкий: Касательно Вашей работы, профессор… Не оказывали ли Вы помощь ведьмам, например, свалившихся, по неопытности, с метлы во время полета?
Гастольский: Среди моих пациентов было немало женщин. Может быть, даже больше, чем мужчин, особенно, когда не было войны и походов, где мужи получают увечья гораздо чаще. Но среди женщин, как мне кажется, ведьм не было.
Злацкий: От чего Вы их лечили?
Гастольский: Пациентов, за всю мою многолетнюю практику, было многие тысячи. Я не в состоянии всех припомнить, а, тем более, их диагнозы. Но могу определенно сказать, что если это были травмы — думаю, что именно это Вас интересует, — то полученные, скорее, по причине неосторожного поведения…
Злацкий: Точнее.
Гастольский: Как я наблюдал, женщины по своей природе менее внимательны и осторожны, чем мужчины. Их травмы — это следствия попадания под экипажи, конников, падений с лестниц, просто падений, ожогов, что наиболее распространено при ведении домашнего хозяйства. Очень часто травмы женщинам наносят мужья, побоями. Обычно это закрытые переломы и синяки, реже — открытые переломы, иногда слепота, глухота, и совсем редко — помутнение рассудка или смерть.
Злацкий: Не значит ли это, что Вы утверждаете, что ведьм нет?
Гастольский: В своей жизни я всегда старался избегать утверждений, но это не всегда удавалось. Я говорил лишь о том, что видел. Может быть, кто-нибудь другой на моем месте, ради спасения собственной жизни, стал бы оговаривать других людей, определенно не зная их вины, но у меня еще достаточно ума и мужества, чтобы удержаться от подобной низости и не скатиться к такому страшному греху, как клевета. Если вдруг такое, не дай, Господь, произойдет, я лучше сам завершу свое жалкое существование.
Злацкий: Вы способны на самоубийство?
Гастольский: При определенных обстоятельствах это лучший выбор.
Злацкий: И Вы знаете, как это сделать?
Гастольский: Знаю. Я старый солдат и опытный эскулап.
Злацкий: Не означает ли это, что Вы не назовете врагов и противников веры?
Гастольский: Слава Богу, что мне таковые неизвестны.
Злацкий: Вы понимаете, что подобным категоричным отказом Вы усугубляете собственное положение?
Гастольский: Это мой выбор. Я не хочу ко всем прочим своим грехам добавить еще и клевету. Я очень стар, чтобы у меня было время его отмолить.
Злацкий: Я вынужден буду ходатайствовать перед королем, чтобы он дал волю на применение к Вам пыток и тюремного заключения.
Гастольский: На то воля Господа, и Ваша, святой отец.
Злацкий: Мне нравится Ваше мужество, Гастольский.
Гастольский: Это далеко не мужество, святой отец. Мне неприятно Вас огорчать, но просто у меня иного выбора нет, кроме как покориться судьбе.
Злацкий: Выбор есть всегда.
Гастольский: Нет. Есть принципы и уверенность в своей правоте. А мои принципы только закалились за долгую жизнь.
Злацкий: Может это и не принципы вовсе, а необузданная гордыня?
Гастольский: Те же самые года, что утвердили правильность моих принципов, стерли мою гордыню в пыль, святой отец. Гордость — ничто в старости. У слабых нет гордости. Я говорю о слабых телом.
Злацкий: А дух?
Гастольский: Дух, воля — они не стареют. Они либо есть, либо их нет.
Злацкий: В доносе сказано, что Вы проводили опыты над мертвыми.
Гастольский: Такое было не раз. Для лучшего усвоения студентами медицинских наук, им необходимо демонстрировать устройство человеческого организма и его частей. Такое возможно только при проведении анатомических занятий. На подобные действия я имею личные резолюции от Папы, кардинала Леро и короля. Для опытов по анатомии использую тела казненных, самоубийц, утопленников, реже — безродных бродяг, убитых или умерших от холода и болезней.
Злацкий: Правда ли то, что во время таких лекций Вы заставляли умерших вставать, двигаться и говорить?
Гастольский: Такое просто невозможно! При обработке трупов нередко встречается такое явление, как остаточная мускульная деятельность. Это могут быть незначительные движения рук и ног, открывание глаз и рта, повороты туловища, вздохи, но только не то, что описано в доносе! Еще Александр Македонский писал, что не раз оказывался свидетелем того, как после битвы, утром следующего дня, разогретые солнцем, трупы начинали шевелиться и стонать. И сейчас солдаты говорят в таких случаях, что "их смерть ворочает".
Злацкий: Об этом нам известно. Скажите, верите ли Вы в дьявола?
Гастольский: Я не могу его отрицать, как бы мне этого не хотелось. Если есть Бог, олицетворяющий собой добро — значит, есть нечто, что олицетворяет зло.
Злацкий: Это "нечто", оно материально или духовно?
Гастольский: Зло?.. Материально и духовно ровно настолько, насколько материальны и духовны наши с вами поступки.
Злацкий: Почему? Неужели зло не существует отдельно?
Гастольский: Мне бы очень хотелось, чтобы так было на самом деле, но жизненный опыт показывает обратное: зло и добро постоянно присутствуют в нас…
Злацкий: В ком конкретно?
Гастольский: Во всех, кто способен мыслить.
Злацкий: Трибуналом не принимаются обобщения.
Гастольский: Добро и зло присутствует во всех людях: во мне, в Вас…
Злацкий: Вы переступаете черту дозволенного! В посвятивших себя служению Богу зло не присутствует, а только воля Всевышнего! Понемногу нам становится ясной Ваша истинная личность! Оговоры и клевета на членов святого Совета Инквизиции — это казнь на костре. Это самое малое, что Вы заслуживаете за свою хулу. Отдаем должное Провидению, которое и без пыток открыло истину…
Гастольский: Вам лучше меня известна цель этого действа, святой Совет… Вы требуете конкретности! Но при рассуждениях о греховности и добродетельности она не может быть применима. В любом человеке, независимо от его происхождения, кастовой принадлежности, возраста и положения, в его деяниях присутствуют и добро и зло: в части добрых дел есть часть зла, а в злом умысле — часть добра. Различность пропорций добра и зла в человеке определяется целью, к которой стремится этот человек. Достижение поставленной цели может быть злом, а уже достигнутая цель — добром для всех, и наоборот. Господь велик своей мудростью, и Он сделал так, чтобы добро и зло присутствовали в каждом из нас. В одном случае часть добра в злом поступке может быть оправдательной для всего поступка, в другом — часть зла в добром. На самом же деле, как и следует тому быть, редко когда оправдательная часть выставляется как суть поступка, чтобы можно было, с максимально возможной справедливостью, судить о человеке, его совершившем: хорошо он поступил, или нет. Но и это не истина!
