Какая-то тень промелькнула над головой, усугубив серый подводный сумрак, и мысленно он кричал ей: «Я здесь, здесь, сюда, на помощь!» Но ответили на его призыв лишь голоса голодных прожорливых мертвецов, а сам Кейд уходил все глубже под воду, шепча, что он здесь, с ними, теперь навеки. Он беспомощно шевелил поднятыми над головой руками, бешено сопротивлялся, но неумолимая сила опускала его в беспросветную темноту, где надежду сменяет отчаяние, где нет места даже проблеску света.
Вдруг чья-то рука ухватила его за запястье.
Сердце бешено билось в груди, в висках стучало, сказывалась катастрофическая нехватка кислорода, но каким-то уголком сознания он понял, вернее, почувствовал: рука эта появилась сверху.
И тут его стремительно потянуло наружу, он поднимался на поверхность с головокружительного скоростью. Его вырвали из ледяных лап мертвецов с непостижимой легкостью. Секунду спустя он вынырнул, но тело подсказывало: слишком поздно. Мигом раньше — и все было бы хорошо. Он слишком наглотался соленой смертоносной воды, яд проник в организм, пропитал все его клетки. И теперь он заплатит за все.
Но голос меж тем продолжал звать его, выкрикивал его имя. Однако Кейд понимал, что проиграл это сражение, что отдал ему все свои силы, что слишком устал и нет никакого желания сражаться дальше. Над ним склонилась чья-то фигура в темном плаще с капюшоном. На миг он страшно испугался, но потом им овладело вялое равнодушие, сознание помутилось, и он, уже почти ничего не видя, позволил тьме поглотить себя целиком.
Именно в этот самый последний миг, до того как весь мир погас и он погрузился в забвение, перед глазами мелькнула яркая вспышка света. И он сумел увидеть в ней своего спасителя, правда, лишь мельком.
Под капюшоном длинного черного плаща возникло лицо Габриэль, его покойной жены. С мрачной и зловещей улыбкой она произносила его имя. Белые кости просвечивали сквозь глубокую рану на одной щеке — разительным и удручающим контрастом к гладкой коже на другой…
Кейд проснулся.
В памяти остался еле слышный голос, в воздухе мелькнул и тут же растаял такой знакомый, мучительно сладкий аромат, но все это моментально исчезло, словно испарилось, когда он окончательно пришел в себя.
Он лежал в больничной палате.
Все тело болело и ныло так, словно его жестоко избивали часами, но мыслил он ясно и четко. Он помнил свои неоднократные путешествия в потусторонний мир, бесплодные поиски духа Габриэль, все нарастающее отчаяние, когда возвращался ни с чем после этих мучительных и долгих поисков. Как он попал сюда, где именно находился, он не знал, но попробовал догадаться.
Стены были белые, кругом царили стерильная чистота и порядок, и из того, что лежал он в палате один, Кейд сделал вывод, что больница эта не простая городская. А это, в свою очередь, означало, что принадлежит она, по всей видимости, ордену. Но где именно она находится, оставалось загадкой. Может, вид из окна что-нибудь подскажет.
Откинув покрывала и простыни, он свесил ноги с постели и сел. Он делал это медленно, осторожно, не слишком надеясь, что у него получится. Однако получилось. Несмотря на боль, тело слушалось его.
Он оглядел себя. Кейд хорошо помнил, насколько истощенным, почти неживым казалось ему собственное тело, когда он стоял перед зеркалом, готовясь к последнему путешествию. А потому удивился, поначалу даже глазам своим не поверил.
И тут же пришло объяснение.
Дункан.
Это его товарищ, член команды, исцелил его.
Уверенный, что теперь с чисто медицинской точки зрения ему ничто не грозит, Кейд снял несколько датчиков с груди. Он понимал: сейчас может нагрянуть медперсонал, но ему было плевать. Он провалялся в постели достаточно долго, пришло время действовать. Кейд осторожно вытащил из запястья правой руки иглу капельницы, зная, что выступившая кровь свернется через секунду. Потом швырнул датчики и гибкую пластиковую трубку на постель.
И, забыв про окно и вид из него, пересек палату и подошел к встроенному шкафу. Нашел внутри какую-то одежду.
Он уже почти закончил одеваться, когда в палату ворвался первый из докторов.
Незадолго до первой вечерней звезды все три сержанта из команды «Эхо» уже сидели в зале для совещаний в ожидании прибытия Наставника Виллема Йохансона, который сменил на командном посту Микаэлса, погибшего во время нападения на командный пункт три недели тому назад.
Райли и Ольсен прибыли первыми, Дункан немного задержался. Новый член команды держался тихо и скромно, и вид у него был какой-то отрешенный. Но никто не обратил на это особого внимания, вполне понятно, что человек пребывает в подавленном состоянии после посещения в госпитале тяжело пострадавшего командира. А минуты через две после Дункана прибыл и сам Наставник. Вместе с ним в зал вошел плотный низкорослый мужчина, одетый в стандартную полевую форму с капитанскими знаками отличия на рукавах. Оба они уселись в кресла напротив членов команды «Эхо», и, не теряя времени, Наставник сразу перешел к делу.
— У нас сложилась опасная ситуация, с которой требуется разобраться быстро и решительно. Команды «Браво» и «Дельта» разбираются с заварушкой в Аргентине. Команда «Альфа» недоукомплектована, к тому же Чарли все еще находится на пути из Москвы. Так что остаетесь только вы. Знаю, на данный момент ваш капитан не способен исполнять свои обязанности, но «Эхо» — это все, что у меня есть.
Йохансон был высоким худым мужчиной с длинными руками. Во время разговора они находились в непрерывном движении, отчего он напомнил Дункану насекомое — огромного богомола. Резкий повелительный тон и ощущение собственной значимости не понравились Дункану, он сразу невзлюбил этого человека. Переход в команду «Эхо» дался сержанту нелегко, зато теперь он был рад тому, что оставил должность начальника охраны при Наставнике, потому как работать с Йохансоном было бы своего рода медленной пыткой.
Райли пропустил мимо ушей плохо завуалированное неудовольствие в голосе Наставника, когда тот говорил о командире Уильямсе, и лишь кивнул в знак того, что ситуация ему ясна.
Наставник указал на сидевшего рядом с ним мужчину.
— За операцию будет отвечать капитан Мейсон. Он проведет совещание и ответит на все ваши вопросы. Капитан Мейсон?
Внешне Мейсон представлял собой полную противоположность Йохансону, к тому же от него исходила особая уверенность, присущая военачальникам. Он поднялся.
— Благодарю вас, сэр.
