Ознакомительная версия.
От природы Антон был жаворонком. Однако те времена, когда он вскакивал в шесть утра и сразу бросался к мольберту, обуреваемый желанием писать, давно прошли. Жизнь модного московского художника идет по иному расписанию. Встает он поздно, потому что накануне вернулся среди ночи, если не под утро. Потому что богатые и знаменитые по-настоящему живут как раз вечерами и ночами. Вот почему такое расписание – признак успеха. Доказательство того, что он не только сумел подняться на вершину, но и вот уже десять лет продолжает удерживаться на ней, что, как известно, гораздо сложнее.
«Портрет (холст, масло) от Антона Соколова – лучший подарок самому себе. Это зримый образ ваших достижений. Ваше истинное лицо. Фамильные ценности, переходящие из поколения в поколение. Ваше послание миру и грядущим векам…» Вероятно, вы слышали эту рекламу на радио, видели на билбордах. Много ли имен современных художников вы сможете назвать? Вряд ли больше пяти, если вы только не профессиональный художник или искусствовед. И среди них непременно будет имя Антона Соколова. Скорее всего, вы не видели ни одной его картины, а имя встречали в светской хронике, но ведь важна лишь узнаваемость бренда. Она определяет уровень продаж.
Он не считал, что продался, что разменял свой талант на известность и коммерческие заказы. Во-первых, потому что не был изначально особо высокого мнения об этом самом таланте. А во-вторых, потому что ему не было стыдно за свою работу. Это была честная работа, и он делал ее действительно хорошо. Антон Соколов умел писать портреты и любил писать портреты. В его активе были твердая, набитая годами упражнений рука, мастеровитый академический мазок, достаточно среднее (в этом он также всегда отдавал себе отчет) чувство цвета – поэтому цвета на его портретах всегда были благородными, чуть приглушенными, и впоследствии это стало восприниматься как часть его фирменного стиля. Но, помимо этого, присутствовало и еще нечто – слабое, едва уловимое, однако всегда различимое, если поставить рядом работы настоящего мастера и крепкого ремесленника с Арбата. Не то чтобы большой талант, но все же некая необычная способность, которая была у него всегда, сколько он себя помнил, а всерьез проявилась, пожалуй, в экспедиции по Русскому Северу, куда он поехал после второго курса за компанию с друзьями-этнографами. Он и до этого часто улавливал в лицах людей некий отблеск, словно отражение иного, более возвышенного и чистого образа (а иногда, напротив, чего-то низменного и животного, даже пугающего). Студент художественного училища Соколов считал это работой своего яркого художественного подсознания и использовал в основном для написания точных, слегка обидных и всегда жутко смешных шаржей, которые пользовались большим успехом у его друзей. И вот в заброшенной русской деревне, сидя на перевернутом ведре и на коленке набрасывая черты сидящей напротив местной морщинистой старухи с удивительно спокойными и понимающими глазами, он вдруг понял, как это работает и как можно этим управлять. Голова позирующей старухи на фоне окна выглядела будто на картине в раме или, скорее, даже как отражение в зеркале. И если теперь представить, что рама зеркала находится перед лицом портретируемого, то можно увидеть – мысленно, конечно, мысленно, – отражением чего является это лицо. В данном случае перед воображаемым зеркалом он увидел бюст гордой римской патрицианки II века, хорошо знакомый ему из курса истории искусств. Черты римлянки, подсказанные памятью, соединились с чертами заурядной деревенской старухи – и случилось маленькое чудо. На беглом карандашном портрете старуха вышла очень похожей на себя, но при этом казалась намного более живой, сильной, значительной, помолодевшей и одновременно более спокойной и мудрой. Словно древняя и прекрасная языческая богиня на секунду вошла в это дряхлое тело, преобразила его и взглянула из слезящихся глаз своим вечно молодым взглядом. Это была несомненная удача, лучшее из того, что он нарисовал за год. И при этом, самое главное, он точно помнил, как это сделал. В следующей деревне он попробовал повторить тот же прием мысленной зеркальной визуализации, используя в качестве натуры местного алкоголика Петюню, личность по-своему весьма примечательную, хотя облика и малохудожественного. В мысленном зеркале отразился греческий воин III века до н. э. работы неизвестного эллинистического скульптора, копия XIX века из коллекции копий Музея имени Пушкина (на память Антон никогда не жаловался). Преображенный Петюня, взглянув на собственный портрет, нарисованный заезжим студентом, долго молчал, потом заплакал и пообещал завязать. Навсегда. Всухую. Просил отдать портрет ему, чтобы он мог на него смотреть, если станет невмоготу. Антон портрет не отдал. Он понял, что пошла серия, а с серией шутить нельзя. Из той поездки он вернулся с тридцатью карандашными портретами заурядных деревенских баб, алкоголиков, стариков и старух, при взгляде на которых зрителю хотелось снять перед ними шляпу и встать по стойке смирно. Мастер курса, заслуженный художник РФ Пал Сергеич Колыванов до сих пор Антона никак не выделял, даже, напротив, намекал, что с искусством ему, видимо, не по пути, а хорошему маляру всегда будут рады на стройках Родины. Но теперь, перебрав стопку его новых рисунков, хмыкнул и произнес, как всегда неразборчиво, словно у него каша во рту:
– Ну, значит, на выставку…
Выставка была юбилейная. На открытии ожидался сам мэр. Все работы для выставки были отобраны еще за полгода до того, но Пал Сергеич, неожиданно проявив совершенно не присущие ему напор и энергию, а также подергав за неизвестно откуда взявшиеся ниточки связей, выбил для Антона не просто место на выставке, а даже небольшую такую персональную стеночку, пусть и в скромном самом дальнем уголочке… Нет, нельзя сказать, что наутро после открытия выставки он проснулся знаменитым. Но именно с тех пор его имя вошло в тот список молодых подающих надежды талантов, за которыми рекомендуется следить любителям и знатокам живописи. Всего остального он добился сам при помощи терпения, труда, а также хорошего знания основ маркетинга. День за днем он строил свой уникальный бренд, постоянно совершенствуя свою необычную технику внутренней визуализации и одновременно обзаводясь связями, заказчиками, мастерской, студией, учениками и подражателями и, наконец, художественным салоном и личной галереей со скромной вывеской «Антон Соколов. Портреты современников».
После той первой серии он никогда больше не рисовал простых заурядных людей. Главной бизнес-идеей для него стал слоган известной французской марки «Вы этого достойны!». Антон продавал людям возможность увидеть и показать окружающим себя преображенного. Однако если преобразить таким образом можно каждого, тогда, простите, за что же здесь платить? Подобная услуга просто обязана быть эксклюзивной. Кроме того, он больше никогда не выкладывался по полной. Изменения на портретах стали строго дозированными. Преображенный облик не должен укорять заказчика (смотри, каким бы ты мог стать, если бы захотел, если бы не свернул, не сдался, не опустился…) или призывать его к свершениям (смотри, чего ты можешь достичь!). Портрет должен льстить оригиналу, но тонко, едва заметно. И он больше не ожидал появления отражения в мысленном зеркале как наития, как некой скрытой истины, которая является ему неизвестно откуда, словно пророку или оракулу. Он научился управлять своими видениями, вызывать последовательно все новые варианты отражений (хотя каждое следующее всегда казалось чуть бледнее предыдущего и требовало больших усилий для фокусировки), пока не появится нужное. Такое, которое понравится и польстит заказчику. Все эти бредни о Художнике, который равен Творцу, присягает Истине и Сам Себе Свой Высший Суд, придумали, как известно, романтики в начале девятнадцатого века. А до того художники знали свое место. И Леонардо, и Рембрандт, и Моцарт работали не ради чистого искусства. Они творили по заказу и верно служили своим заказчикам, послушно исполняя их прихоти и указания. Что ж, Антон не видел ничего зазорного в том, чтобы оказаться в такой компании. Ну и, конечно, он больше не писал портреты карандашом, потому что карандашные портреты смотрятся дешево и несолидно. Холст, масло – это на века. Такой портрет ставит тебя вровень с теми, кто столетиями взирает на зрителей с полотен великих мастеров.
Ознакомительная версия.