Ознакомительная версия.
– Не расстраивайся, я знаю один хороший рецепт. Вот увидишь, все исчезнет.
Родион метнул испепеляющий взгляд на девочку. Что она лезет? Он почувствовал, что большего врага у него никогда еще не было. И не будет.
– Не нужны мне твои рецепты, – горячо крикнул он, отступая от коляски назад. – И ты мне не нужна. Ни здесь, ни дома, – продолжал он отступать. – Поняла? – крикнул Родион напоследок, развернулся и быстро пошел прочь от поликлиники. Один.
Родион быстро уходил от девочки, на улице оставляя Алису, а в душе у нее – отчаяние. Одна, в незнакомом городе, не имеющая возможности пойти куда-то. А он даже не оборачивался. Алиса не помнила и не понимала, что она кричит ему вослед. Только знала – это были просьбы, которые выкрикивались сначала с надеждой, потом безнадежные, со слезами в голосе. Дутая куртка и белая бейсболка быстро удалялись, то теряясь среди прохожих, то вновь появляясь в поле зрения. А потом Родион завернул за угол.
Алиса еще пару минут подождала в надежде, что он пошутил или припугнул ее, и вот он сейчас вывернет обратно из-за угла, скажет: «извини, я погорячился», – и повезет ее по тротуару. Время шло, а Родиона все не было. Предательские слезы никак не хотели сдерживаться и наворачивались на глаза, мешали искать глазами белую бейсболку.
– Родион! – крикнула в последний раз Алиса и толкнула руками колеса.
Руки сразу измазались в грязь осеннего города, скользнули по дуге шины, и Алису качнуло вперед. Девочка и не подозревала, что они с коляской настолько тяжелые. Она крутила еще и еще раз колеса. Ладони стали черными, силы таяли, как снег на батарее. Все. Алиса поняла, что она не проедет больше ни метра. Нужна была передышка. Руки гудели, а при каждом вдохе девочке казалось, она утянет сейчас полнеба в свои легкие. Словно она проехала многие километры. Алиса обернулась, чтобы посмотреть, как много пройдено, и горько усмехнулась: поликлиника, от которой она так долго уезжала, стояла за спиной в нескольких шагах.
Слезы больше не захотели удерживаться на месте и покатились по щекам крупными каплями. Девочка уткнула голову в колени, чтобы никто не видел этой ее слабости, но вздрагивающие плечи были вполне красноречивы.
Коляска плавно покатилась, осторожно так, совсем не потревожив девочку. Алиса даже не сразу поняла, что надо бы удивиться такой неожиданности. «Родион!» – мелькнула радостная мысль, и девочка обернулась. Глаза были еще мокрыми, но светились такой бездонной радостью. А это оказался не Родион.
– Кто вы? – спросила Алиса незнакомого мужчину, который с легкостью, одной рукой, катил коляску.
– Прохожий, – был краткий ответ. Прохожий только мельком взглянул на девочку, но, как показалось ей, по-доброму. А затем снова поднял глаза, глядя прямо перед собой. Словно и не вез он сейчас незнакомой девочки, а просто прогуливался по улицам города.
Он был точно из прошлого века: одет с иголочки, лощен, с идеально ровным пробором на голове. Белые перчатки на руках и белое кашне гармонично контрастировали с черным, наглухо застегнутым плащом. Небольшие ровные усики придавали его лицу нечто кошачье. Алиса сразу почувствовала неловкость рядом с ним за свои грязные руки.
В ухе мрачно поблескивала серьга в форме перевернутой звезды. Она нисколько не контрастировала с изысканным нарядом незнакомца. Напротив, звезда эта казалась необходимым дополнением к странному мужчине. А еще она делала лицо прохожего каким-то хищным.
«Лучше бы он ее не одевал», – подумала Алиса.
– А куда вы меня везете? – девочка была озадачена странным поведением прохожих в этом городе.
– В третью Советскую больницу, на процедуры.
Алиса понимала: нужно еще что-то спросить, но от неожиданности она не могла сообразить, что именно. Ведь именно туда, в третью Советскую, ей сейчас нужно было ехать. Но откуда он узнал?
– Я слышал ваш разговор с мальчиком, что оставил вас здесь, – объяснил прохожий. – А поскольку мне стало жалко смотреть, как вы мучитесь, я решил помочь вам. Афанасий Викторович, к вашим услугам.
То ли от пережитых волнений, то ли от того, что в мозгу Алисы стало что-то проясняться, но из груди у девочки вырвался глубокий вздох. Теперь стало понятно, откуда ее новый знакомый знает о процедурах и больнице. Она зачем-то широко улыбнулась Афанасию Викторовичу и забыла представиться.
Стало спокойно, Алиса почувствовала такую защищенность, умиротворение. В голове издалека, как сквозь туман, пробилась мысль, что Родион в разговоре не упоминал ни о больнице, ни о процедурах, но девочка ей внимания не уделила, усыпленная неожиданно нагрянувшим спокойствием.
– Вот мы и приехали, Алиса, – сказал ласково незнакомец.
«И имя я ему свое не называла», – подумала она и опять широко улыбнулась мужчине.
* * *
И в фас, и в профиль он походил на мясо. Больше всего его раздражал огромный угорь с черно-желтой головкой, расположившийся точно по центру носа. Вот с этого и нужно начать.
У зеркала все уже стояло наготове: клок ваты солидных размеров, пинцет, йод и мамины духи (Родиону рассказывали, что прыщи прижигают одеколоном, которого в квартире Разуваевых никогда не было, поэтому мальчик нашел ему замену).
Родион туго представлял, как происходит процесс выдавливания угрей, потому что они у него до сегодняшнего дня не появлялись. Он в растерянности взглянул на столик, почесал в затылке и, махнув рукою, приступил к процедуре по своему.
Он видел, как на операциях врачи берут всегда вату пинцетом. Мальчик попробовал – оказалось неудобно. Теперь продезинфицировать оперируемое место. Йодом или духами? «После йода я на негра походить стану», – резонно заметил Родион и открыл духи. Нужно было хорошенько пропитать вату дезинфицирующим веществом, что Родион и сделал. Как раз всего флакона французских маминых духов на это хватило.
Мальчик поднес вату пинцетом к лицу и собрался с духом. Желтая капля, интенсивно пахнущая букетом самых нежных ароматов, упала на столик.
– Ну, держитесь, – пригрозил он прыщам и твердой рукой впечатал ватку в нос. Духи выдавились и струйкой стекли вниз.
Лишь только Родион дотронулся своим средством до ненавистного угря, нагло торчащего на носу, как вопль со страшной силой вырвался у него из груди. Мальчик понял, как тяжело приходится ракам в кастрюле. Нос со страшной силой горел, щипал и еще неизвестно как измывался над терпением своего хозяина.
В унисон завываниям мальчика стал подпевать ему звонок в прихожей. У Родиона громче получалось, но зато у звонка мелодичнее. Мальчик сначала не обращал на посторонние звуки никакого внимания, все свое внимание уделив собственным голосовым способностям. Но звонок не унимался.
Ознакомительная версия.
