А в это время Идзанаги в страхе перед темнотой, громко рыдая, углублялся все дальше и дальше в подземное царство. Идзанами и пальцем не пошевелила, чтобы помочь ему, — лишь в молчании спокойно следовала за ним. За Идзанами наблюдало множество духов, специально поднявшихся со своих мест. Через некоторое время Идзанаги, похоже, окончательно отчаявшись, опустился в кромешной темноте на землю.
Спустя несколько дней Идзанаги добрел до малюсенькой комнатенки для погребений, которая находилась в тупике, и рухнул на пол. Упав, он неожиданно широко открыл глаза и будто попытался схватиться за что-то в пустоте, но руки его обессиленно упали на землю. Без еды и питья силы его, должно быть, были уже на исходе. Я приобняла Идзанаги сзади, чтобы облегчить его предсмертные муки. В этот момент, к моему удивлению, я увидела, что сзади меня поддерживает Махито. Мы были лишь духами, не способными почувствовать тяжесть другого тела, прикоснуться друг к другу, но я вспомнила, как я была счастлива в той лодке вдвоем с Махито. Я сижу, прижимая к себе маленькую Яёи, сзади меня обнимает Махито. А теперь разве не обнимаем мы, как родного ребенка, мужчину, полюбившего нашу дочь. По моей щеке потекло что-то прохладное, похожее на слезы.
— Махито, так и не вспомнил, как мы убежали с острова на лодке? Я Намима, — неожиданно сказала я, повернувшись к нему.
— Намима, — пробормотал Махито себе под нос.
— Мы вот так, обнявшись, провели в лодке много вечеров: я держала на руках новорожденную Яёи, а ты обнимал меня сзади.
— Что-то припоминаю. Ты сказала, что тебя что-то тревожит, и умерла. Было это так давно, что мне даже кажется, что все случилось до моего рождения. Я даже думал, что мне это приснилось.
— Это ты меня убил. Зачем?
— Нет, нет, — тихим голосом сказал Махито.
Так и не узнать мне правды! Хотя мы были духами, мне показалось, что тепло от тела Идзанами передается мне. Было такое чувство, как будто что-то, похожее на холодный каменный комок, заполнявший мое тело, начало таять. Я в отличие от Идзанами несмотря ни на что оставалась человеком.
Не только мы вдвоем пытались поддержать Идзанаги. Погребальная комнатенка была до отказа забита: были здесь и духи, сохранившие свое человеческое обличие, были и бесплотные духи. Все они наблюдали за Идзанаги.
Идзанами вышла из своих покоев и подошла к умирающему.
— Идзанаги, жизнь твоя близится к концу. Буду ждать тебя здесь, в царстве мертвых. Те, кто не может упокоиться с миром, те, кто сожалеет о чем-то, попадают сюда под землю, в страну мертвых. Так что наконец-то мы снова будем вместе.
— Возлюбленная моя, Идзанами! Я ни о чем не сожалею. Я достаточно пожил, принимая все, что давала мне жизнь. С меня довольно. Я знал и любил много прекрасных женщин, а они любили меня. Идзанами, тебя я тоже любил. Я рад, что испытаю на себе, что такое смерть. Пройду той же дорогой, что прошла ты. Послушай, Идзанами! Есть ли здесь кто-нибудь из тех женщин, которых я любил? Уверен, что нет. Нет среди них таких, кто не смог упокоиться с миром, тех, кто сожалеет о чем-то.
— Почему же я здесь? Не хочешь ли ты сказать, что я сама отказалась от всего. Я тоже принимала все, что давала мне жизнь, и все же я здесь. Я так и осталась оскверненным созданием? — похоже, пришла в гнев Идзанами. Идзанаги невидящим взором посмотрел туда, откуда доносился голос.
— Ты богиня. Что за нелепость — ты не можешь быть оскверненной. Если ты от чего-то и отказалась, то теперь ты можешь спасать те души, что не могут упокоиться с миром. Что-то из этого да родится.
— Ох, Идзанаги, умеешь ты польстить! — громко засмеялась Идзанами. — Довольно хитрить. Мне все равно, даже если я оскверненное существо, никого спасать я не собираюсь. Души, что здесь собрались, будут вечно блуждать, так и не упокоившись с миром. Что ты, право, как ребенок рассуждаешь — что может родиться из нытья умерших? Между тем, думаю я, что те, кто принял на себя скверну, тоже нужны. Возможно, прошедшие эту дорогу до конца могут увидеть то, что другим не дано. Но тебя это не касается.
— Возлюбленная моя, Идзанами, ты очень сильная, — улыбнулся Идзанаги. Глубоко вздохнул и умер. Его мертвое тело еще некоторое время виднелось в темноте, но потом исчезло, будто снег растаял. Видимо, Идзанаги отправился туда, где обитают души людей, удовлетворенных своей жизнью. Мы, духи, скорбели по нему, проливая невидимые слезы. Мы оплакивали мужественного бога Идзанаги. А еще оплакивали мы Идзанами, глубоко любившую Идзанаги, но показавшую свою божественную власть. Наконец-то эти двое по-настоящему расстались.
Идзанами долго смотрела в пустоту, туда, где исчезло тело Идзанаги, а потом пробормотала:
— Намима, давай работать.
— Госпожа, неужели вы, несмотря на смерть Идзанаги, собираетесь продолжать ежедневно убивать тысячу людей? — спросила я, думая, что такая необходимость теперь отпала. Лицо Идзанами приняло странное выражение:
— Я победила Идзанаги. Идзанаги не смог устоять перед тяжестью потери близкого человека. Но я своих решений не меняю. Я — богиня, приносящая смерть, и буду делать, что делала, — сказала Идзанами и направилась в свой кабинет. Я колебалась, как поступить. Идзанами обернулась и посмотрела мне в лицо, на котором было написано сомнение.
— А твоя обида, Намима, исчезла?
— Не знаю. А ваша, госпожа?
— А что, должна? Тому, кто воспевает радости жизни, не понять того, кто заперт в царстве мертвых. Буду я и впредь в обиде да ненависти убивать людей, — тело Идзанами испустило бледное пламя гнева. Я догадалась, что Идзанами гневалась на Идзанаги за то, что он стал человеком, и мне стало страшно. За все те годы, что она вершила судьбами людей, видимо, она стала настоящей богиней. Другими словами, настоящей разрушительницей. Возможно, теперь, когда Идзанаги не стало, Идзанами придется решать, возрождать ли что-то из того, что было ею разрушено. Боги берут на себя и наши желания, и нашу скверну, взваливают на спину наше прошлое и остаются неизменными в веках.
Трепеща от страха перед богиней, я произнесла:
— Госпожа, я и впредь буду служить вам верой и правдой.
Вот так и закончилась история об Идзанами. Идзанами и поныне богиня в царстве мертвых, Ёми-но-куни. Вокруг нее с каждым днем все растет и растет число нескончаемых ворчаний человеческих душ, не сумевших обрести покой. Но это всего лишь прозрачная бренная пыль. Идзанаги в последнюю минуту своей жизни сказал: «Что-то из этого да родится», — но нет, ничего из этого не родится. Идзанами по-прежнему ежедневно решает судьбу тысячи человек.
Мне часто приходит мысль, что я, мико тьмы, прислуживая Идзанами в царстве мертвых, пытаюсь завершить то, что не доделала в мире живых. Я уже говорила, что Идзанами поистине женщина из женщин. И испытания, выпавшие на ее долю, испытания Женщины.
