Если верить Рексу, Мелисса тщательно проверила память Касси и убедилась, что девочка никому ни словом не проболталась о своем приключении. А что, если Касси и впрямь не стала говорить, зато зарисовала то, что помнила?
И что еще могла нарисовать Касси до того, как ее память была стерта? У нее явно есть портрет Джонатана и, возможно, наброски других полуночников. И она вполне могла заодно записать их имена.
А если она изобразила и ползучку в облике черной кошки, и того огромного темняка?
Все принялись за еду, и скоро Бет и Касси уже вовсю болтали о своем оркестре и о том, что большинство девочек в нем просто дуры, — в общем, вели себя так, как будто никто за столом даже и не упоминал о чем-либо странном или необъяснимом.
А Джессика гадала, могут ли рисунки воскресить память Касси, вытащить ее воспоминания из того дальнего угла, куда запихала их Мелисса. А вдруг сама встреча с Джессикой заставит девочку вспомнить многое из того, что произошло той ночью…
Впрочем, вряд ли Касси известно многое; ну, запомнила она пару имен, ну, нарисовала пару смутно знакомых лиц и, возможно, черную кошку или чудовищного паука, выскочившего прямиком из ночного кошмара… У нее нет причин связывать Джессику и Джонатана с другими полуночниками и нет никаких ключей к тому, что на самом деле случилось в тот злополучный день.
В общем, проблема не в Касси Флиндерс.
Проблема, как обычно, в Бет.
Она уже узнала лицо Джонатана на портрете и, должно быть, вспомнила, что у Джессики есть друзья, которых зовут Рекс, Десс и Мелисса… Но хуже всего то, что Бет знает: Джессика очень любит ускользать из дома в полночь, то есть как раз в то время, когда расширяющийся разрыв в Дженксе представляет собой наибольшую опасность.
И Джессика знала по собственному печальному опыту, что если кто и способен слепить отдельные крохи информации в большую занозу в заднице, так это как раз Бет.
А есть ведь еще Рекс и его изменчивое отношение к промывке мозгов. Он не позволил Мелиссе превратить Энджи в овощ, но ведь Энджи давным-давно знала все тайны полуночного часа, а Касси — совсем другое дело. И если в начальной школе Биксби вдруг начнут расползаться слухи о том, что в полночь у железнодорожной ветки Дженкса происходят странные вещи, Рекс не станет жалеть тех, кто эти слухи распространяет…
Джессика решила не рассказывать Рексу о сегодняшних событиях и даже не думать о них слишком громко в присутствии Мелиссы. Стоит телепатке заглянуть в голову Бет, как она поймет: эта девочка знает о полуночном часе куда больше, чем это можно допустить из соображений безопасности.
Угораздило же Бет подружиться не с кем-нибудь, а именно с Касси Флиндерс…
Джессика продолжала есть, стараясь отдать должное вкусу томатного соуса, спагетти номер восемнадцать и слегка пережаренному луку. Но чем дольше длился ужин, тем больше знакомая еда отдавала горечью, потому что Бет при каждой возможности бросала на Джессику многозначительные взгляды.
— Мам? — заговорила Бетти, когда все уже почти покончили с едой.
— Да?
— А можно мне иногда ходить в гости к Касси, вечером?
Родители заулыбались: духовой оркестр наконец-то помог. У Бет появилась подружка, и теперь жизнь в новом городе станет куда легче. Отныне и навсегда.
— Конечно можно, — ответила мама.
Бет улыбнулась и украдкой стрельнула глазами в сторону Джессики, давая понять, что ей отлично известно, где искать разгадки и как еще можно насолить сестре. Все скрыто в Дженксе…
Джессика постаралась сохранить хорошую мину при плохой игре, как будто за весь сегодняшний вечер не случилось ничего такого, что могло бы ее встревожить, но она чувствовала, как улыбка сползает с ее лица.
Все это было слишком сложно и трудно. И даже вечер «Спагетти от Бетти» оказался запачканным полуночной синевой.
— Ну давай попробуем еще раз, Красавчик! Пожалуйста!
Рекс ничего не ответил, он даже не остановился, продолжая подниматься по лестнице в мансарду. И выражение его лица не изменилось, как будто он вообще не слышал умоляющего голоса Мелиссы. Впрочем, она и не ожидала, что он тут же усядется рядом с ней на ступеньке, чтобы все обсудить. После той ночи в пустыне Рекс со всеми вел себя как обычно и только Мелиссе частенько демонстрировал нечеловеческую часть своей сущности.
И даже здесь, в доме Мадлен, Мелисса ощущала присутствие темного двойника Рекса — вкус меловой пыли, от которого у нее пересыхал язык. Пытаться дотянуться до той части сознания Рекса было все равно что говорить с песком в пустыне.
Но это был Рекс. И она не могла оставить все как есть.
Мелисса поспешно бросилась за ним, поднялась на несколько ступенек, чтобы ухватить Рекса за лодыжку. Она изо всех сил вонзила ногти в его джинсы, заставив Рекса остановиться.
— Да подожди же ты секунду, черт побери!
Он обернулся, глядя на нее сверху вниз безмалейшего выражения. Его глаза светились на новый лад, как будто в них даже в обычное время отражалась темная луна.
Рекс слегка оскалил зубы, и на одно ужасающее мгновение Мелисса испугалась, что зашла слишком далеко. Что, если он обратится в зверя и сожрет ее прямо здесь, усыпав лестницу Мадлен осколками костей…
Но Рекс уже сухо улыбался.
— Ну, в чем дело, Ковбойша? — спросил он. — Ревнуешь, что ли?
— Просто подожди минутку, Рекс. Прошу тебя.
Он посмотрел вниз, на вцепившиеся в него пальцы, и приподнял бровь.
Мелисса отпустила его лодыжку, сообразив, что стоит на лестнице почти на четвереньках, как пьяница, карабкающийся в спальню на чердаке. Она глубоко вздохнула, взяла себя в руки и, отвернувшись от Рекса, села на ступеньку. Потом молча показала на место рядом с собой.
Спустя несколько безумно долгих секунд, которые, казалось, потребовались Рексу, чтобы преодолеть сопротивление темняка внутри, ступени наконец скрипнули — Красавчик двинулся вниз. И сел на лестницу рядом с ней.
— Я не ревную к Мадлен, — сказала Мелисса. — А вот ты обычно ревновал. Помнишь?
— Весьма отчетливо.
Мелисса фыркнула.
— Рада слышать это. Я терпеть не могла, когда ты начинал ревновать. Хотя это, пожалуй, единственное чувство в мире, от которого никто не избавлен. Кроме меня, конечно.
— Конечно.
— Но речь вообще-то не обо мне. Речь о нас. — Мелисса поморщилась при этих словах и бросила короткий взгляд на Рекса.
Глаза у него наконец-то стали обычными. Но в груди Мелиссы поселилась противная тошнотворная слабость — то самое ощущение, которое она не раз улавливала в девушках средней школы Биксби: кислая паранойя, навязчивая идея о том, что интерес их кавалеров к ним тает. Мелисса всегда считала этих девиц жалкими мокрыми курицами; ей никогда и в голову не приходило, что быть отвергнутой — это так больно.
