Убедившись, что девочки в окне все так же заняты собой, я медленно направился в сторону поля, невольно отметив, что начатое при моем последнем посещении пионерского лагеря строительство новых корпусов так и не было закончено. Даже ржавый перекошенный трактор, кажется, был тем же самым и стоял, как я его запомнил. Только раньше на территории стройки, которую отгородили высокой сеткой-рабицей, ощущалась жизнь и перспективы, а теперь веяло безысходностью и законченностью, словно на кладбище. И действительно, если не брать во внимание все остальное, то видимая часть брошенной стройки вполне походила на то место Островцов, где вырубались надписи на гранитных плитах. Неприятная аналогия, и не хотелось бы переносить ее на пионерский лагерь, однако, похоже, в этом месте теперь многое смешалось, и я смотрю на вещи, выделяя именно этот приоритет.
Детская площадка, на которой мы так любили крутиться на каруселях, встречала меня только кособоко торчащими из песка срезанными трубами, а выломанные и разбухшие куски теннисных столов теперь лежали на полу. Они нелепо прикрывали огромные дыры, из которых резко пахло болотом и слабо скулил ветер. Мои шаги здесь звучали пугающе и гулко, заставляя поторопиться и буквально выбежать сквозь разросшиеся кусты шиповника прямиком на «линейку». Теперь она, правда, скорее, напоминала черную воду во время небольшого шторма, и даже поваленный сбоку флагшток был смят и невероятно выкручен в нескольких местах. Как странно было видеть в таком состоянии место наших ежедневных общелагерных сборов. Ведь на месте зияющего котлована была стойка, где неизменно стояла директор лагеря и барабанщики в нарядных светлых шортах, белых рубашках и с развевающимися пионерскими галстуками. Вот ведь штука – и представить-то их сейчас здесь затруднительно. И, разумеется, если «капсула времени» и была здесь вообще заложена, воспоминания о чем сейчас почему-то казались достаточно смутными и общими, ее давным-давно обнаружили и забрали. Впрочем, могли и выбросить. Кому сейчас интересно послание, пусть даже из прошлого не существующей ныне страны, рассказывающее о тамошней жизни? Наверное, только единицам, к которым можно смело отнести и меня.
Когда в пионерском лагере поднялся вопрос с «капсулой времени», насколько я помнил, ставший весьма популярным благодаря обыгранности в паре детских фильмов, мне было что сказать на эту тему. Однако, несмотря на призыв директора «подойти максимально творчески» и готовность «приветствовать самые необычные и интересные идеи», в результате все свелось к банальности. Разве что письмо, отпечатанное на пишущей машинке, единственной на всю «Зарю», сопровождалось пионерским галстуком и значком. Однако сейчас бы я вовсе не отказался подержать в руках все эти вещи и почувствовать, что прошлое как будто заново оживает, приобретя вполне конкретное физическое выражение. Впрочем, наверное, так всегда происходит – какие-то пустяки для других могут быть очень важными и дорогими вещами для нас, особенно если они связаны с действительно позитивными, а тем более давними воспоминаниями.
Посмотрев под ноги, я вспомнил кое-что еще, связанное с этим местом и пионерским лагерем. Сейчас я этого еще не знал, но это были мои последние воспоминания как о «Заре», так и о школе, родителях и кошачьей лапке. Обо всем том, что неотступно преследовало меня долгие годы, очень похожие на реальную жизнь, но, на самом деле, больше связанные с навязчивыми иллюзиями.
Перепрыгивая через рвы, я прошел по едва видимым кускам асфальта, когда-то расположенным в центре «линейки», по которым выносили Красное знамя и «сдавали рапорт» председатели отрядов. Здесь же 22 июня всегда выкладывали большую звезду из кирпичей и поджигали факелами несколько банок с тряпками внутри. Ах, как красиво это смотрелось, а клубы черного едкого дыма, кажется, неслись к нам через десятилетия прямо с мест героических сражений, о которых в тот день было уже сказано столько восхищенных слов.
Миновав заросли шиповника, я вышел на поросшее высокой травой поле, и первое, на что обратил внимание – отсутствие привычных вышек-качелей, на которых мы обожали играть перед отбоем. Ребята прыгали с них на дальность, висели вниз головой и с упоением долбились в «ограничители», трясясь, словно на электрическом стуле. Однако я предпочитал спокойное раскачивание и созерцание всего, что происходит вокруг. Благо из-за высоты качелей, которой я не встречал больше нигде, открывался неплохой и неизменно интересный вид. Особенно мне нравилось смотреть на футбольное поле, где несколько раз за смену проходили «товарищеские» матчи, в основном с детьми из соседней «Дружбы», а в остальное время бегали несколько ребят с потрепанным мячом и воинственными криками, таящимися где-то за оградой у «переплюйки».
Пройдя чуть вперед, я увидел в стороне нечто, напоминающее вывороченный ржавый треугольный остов, уходящий в густые заросли и, наверное, являющийся частью тех самых качелей. И кто это умудрился выкорчевать такие махины, да и зачем? Впрочем, учитывая общее состояние пионерского лагеря, это уже, конечно, не имело никакого значения. Но, наверное, сейчас будет все-таки лучше замечать такие вещи поменьше.
Раздался приглушенный звук пионерского горна, и, вздрогнув, я обернулся в сторону только что оставленной «линейки». Как давно мне не приходилось его слышать, а ведь раньше это было не только неотъемлемым атрибутом каждого дня в лагере, но и частенько происходило в школе.
Пока я размышлял – стоит ли вернуться и посмотреть, что происходит на «линейке», мое внимание привлек новый звук. Он доносился с поля и, несомненно, означал, что там кто-то играет. Отсюда сложно было сказать наверняка – возвышение и заросли не позволяли мне заглянуть дальше, поэтому, поколебавшись, я решил, что горн подождет, и решительно начал прокладывать себе дорогу к футбольному полю. Что я там рассчитывал увидеть? Об этом как-то не хотелось задумываться, однако когда я оказался на холме и встал на какой-то железный выступ, то с изумлением увидел своего дядю, который несколько раз приезжал ко мне на «родительский день». Он много лет увлекался футболом и предпринимал в то время множество попыток привить любовь к этому спорту и мне, однако это так ни к чему и не привело. Не знаю, может быть, дядя выбирал не те подходы, или у меня просто душа не лежала к этому делу. А сейчас, как ни удивительно, в воротах, выглядящих достаточно новыми, стоял я. Только мне было лет десять, и, судя по чумазому улыбающемуся лицу и зеленым пятнам на футболке, я успел уже несколько раз упасть, но находил такое времяпрепровождение замечательным. Сейчас я вроде бы смутно припоминал именно этот момент, но полной уверенности не было – уж слишком много лет прошло с тех пор, а «Заря» неизменно пестрела множеством событий, смешивающихся и наслаивающихся друг на друга.
