Красавчик подошел к полосе прибоя и некоторое время стоял, о чем-то размышляя. Пусть он повернет обратно, молил я всех богов мира, пусть он передумает уходить от меня.
Чуда не произошло. Высоко подняв рюкзак, Красавчик стал заходить в воду. Я, стиснув зубы, наблюдал за ним. Красавчик добрался до забора, здесь ему было почти по горлышко. Еще немного он потоптался, видимо, изучая решетку, а затем нырнул, над водой торчала лишь рука, удерживавшая вещи. Еще мгновение – и голова Красавчика появилась уже за забором. Он просунул сквозь решетку рюкзак и двинулся вдоль забора, по направлению к маяку.
Я заплакал. Все было кончено. Все было зря. Зря были лучшие наши ночи. Зря я шептал ему на ухо невообразимые, воздушные, пузырящиеся слова. Зря были его смех и его стоны, когда мы занимались любовью. Зря было все, что привело меня к нему, а его – ко мне.
И вдруг я заледенел от простой, очевидной догадки: Красавчик влюбился в Котенка. Они давно уже вместе. Они сговорились, и вот Красавчик бросает меня ради глупого, наглого недоросля. Никаких проблем. Я охнул и размазал по лицу слезы и капли дождя.
Теперь я торопился. Так же как Красавчик, не раздеваясь, зашел в воду и повторил его маневр. Действительно, именно в этом месте решетка проржавела, и, поднырнув, я оказался по ту сторону забора. Стараясь не шуметь, я поплыл вдоль него. Дождь оказался мне на руку, он заглушал звуки.
Красавчик уже выходил на берег. Я следовал за ним. Даже немного опередил его, забежав за деревья, окружавшие маяк.
У самого входа в заброшенное здание показался еще один силуэт. Я осторожно перебежал поближе и убедился – это был он, Котенок.
Красавчик бросил наземь рюкзак и обнял друга. Дождь скрадывал их очертания, и две темные фигуры, казалось, соединились, слились воедино.
Любовь, злоба, ревность, отчаяние душили меня. Распирали изнутри. Взрывали внутренности и саму душу.
Рука нечаянно наткнулась на мокрую кобуру. С бешеным хриплым криком я выхватил пистолет и принялся палить по ним. Пистолет плясал в руке, я палил, пока патроны не кончились. Увидел, как свалился наземь Красавчик, следом – Котенок. И сам в изнеможении упал на мокрую траву и все кричал, кричал, пока крик не превратился в бессильное шипенье.
11. КОТЕНОК
«Привет, – улыбнулся Красавчик. – Вот, я надумал идти с тобой».
Мы обнялись, и я почувствовал, как он замерз – до гусиной кожи. Надо было прятаться в здание маяка. Я уже натаскал туда дров и мечтал, как мы разведем костерок и согреемся.
А дальше – беспорядочные выстрелы (пистолетные, сразу отметил я), звериный крик из зарослей, совсем близко. Красавчик обмяк и рухнул, увлекая меня за собой. Он упал на мокрую землю лицом вниз, и я увидел, что пуля угодила ему в затылок. Всего одна из восьми выпущенных: тот, кто кричал, потратил всю обойму. Пуля эта запросто могла попасть в меня. Точно так же она могла и улететь в белый свет как в копеечку. Красавчик случайно оказался на ее пути. Тот, кто кричал, совсем не умел стрелять.
Прожектора базы подводников дружно повернулись в сторону маяка и стали шарить по окрестностям. Дьявол, скоро здесь будут мои преследователи. Я быстро перекатился в сторону от тела Красавчика, перекинул автомат из-за спины и пополз туда, откуда до сих пор слышался приглушенный вопль.
Доктор ничком лежал за деревом, его била дрожь, стиснутые кулаки, облепленные травинками, уже не молотили землю. Я молча завернул ему руки за спину, связал их ремнем. Затем поднял его, как куклу, за шиворот и поволок к маяку. Доктор был не в себе.
«Зачем, зачем, – всхлипывал он, – зачем?».
Возле тела Красавчика он остановился как вкопанный и в полный голос начал выкрикивать что-то нечленораздельное. Я с трудом его удержал – Доктор рвался к Красавчику. Я втащил его внутрь маяка и бросил прямо за тяжелой дверью. Надо было принести сюда и Красавчика.
Это мне не удалось. Едва выглянув за дверь, я увидел фигуры мучеников. Различимы были трое, но Лох знает, сколько их скрывается в зарослях. Прости, Красавчик, сказал я второй раз за прошедшие сутки. Теперь уже в последний раз.
Дверь маяка хорошо, крепко запиралась изнутри. Она не устояла бы, конечно, против мины или гранаты, но что об этом думать, положение все равно безвыходное. Сразу за дверью было огромное пустое помещение без окон, здесь я и планировал развести костер. Лестница в глубине помещения вела на второй этаж, там имелись два небольших окошка, из которых удобно вести стрельбу. Я установил у одного окна свой автомат и всмотрелся в серую мглу, перечеркнутую дождинками. Да, их было трое, они копошились в зарослях, в том месте, где недавно лежал Доктор. Затем все трое перебежками стали двигаться к телу Красавчика.
Честно говоря, я не знал, что делать. Я мог бы убить ребят, они были как на ладони. Ну и что? Куда мне бежать дальше? Как это ни печально, меня обнаружили. Убью этих – остальных мне все равно не перестрелять.
Теперь их было видно очень хорошо, они склонились над Красавчиком. Точнее, склонились Буйвол и Рябой, а Фашист громко заржал, выпрямившись чуть не в полный рост. Он из тех, кого радует чужая беда.
Буйвол прикрикнул, и те двое потащили Красавчика по направлению к лагерю. А сам Буйвол покрутился вокруг маяка и расположился стеречь входную дверь, предварительно ее подергав.
Ну и пусть сидит под дождем, устало решил я. Спешить некуда. И сразу почувствовал, как намокла одежда и как неприятно она льнет к озябшему телу.
Внизу Доктор вроде бы успокоился. Он сидел, привалившись к стене, и глядел в одну точку. Только сейчас я заметил, что Доктор без очков – должно быть, потерял в зарослях. Без очков лицо его стало каким-то детским и беззащитным.
Я развел костер как можно ближе к Доктору – не хотелось снова его кантовать – и разделся, приспособив одежду сушиться. В походной аптечке нашел довольно объемистую склянку спирта. Выпил сам и влил в Доктора, равнодушно открывшего рот.
Костер весело лизал дрова, стало тепло. Сполохи играли на лице Доктора, делая глубже морщины и оттеняя щетину на подбородке и щеках. Рот Доктора был сдвинут обиженной скобкой. Теперь, при свете костра, он походил на внезапно состарившегося ребенка. Это он, гад, пристрелил Красавчика и мог пристрелить меня.
«Ну что, оклемался? – спросил я. – Зачем ты его убил, гад?».
Доктор молчал.
Я подбросил дров в огонь и вспомнил вдруг, как точно так же, у костра, коротал ночь в горах со своими двумя рабами-нечистыми. Мы весь день косили траву, и я работал наравне с ними, потому что хотел накосить побольше: нам нужны были деньги, а за сено хорошо платили.