— Всё могло быть по-другому, если бы ты этого захотела, — прошептал он, наклонившись.
От его близости зажмурилась. Волк лизнул лицо, жадно забирая кровь, а затем провёл пальцами по шраму, остановившись на линии окровавленных разбитых губ.
— Тот, кто оставил этот шрам, такой же, как я. Ты знала? — очень тихо спрашивает он. — Не отвечай!
Кай покрывает невесомыми поцелуями шрам, постепенно спускаясь к губам, чтобы накрыть их жарким, жадным, ненасытным прикосновением. И я теряюсь в его жажде обладания, словно частичка меня хочет этого, хочет, чтобы он продолжал. Чтобы он взял меня, как сломанную куклу.
Боже, как же сильно хочу сдаться и перестать что-либо решать!
Подавив слабость, отстраняюсь и тогда слышу печальный вздох. Молча Кай провёл рукой по лицу, а затем отпустил.
Ещё несколько секунд не двигалась, боясь и предвкушая, что он набросится и всё-таки довершит то, что начал, однако, открыв глаза, обнаружила, что осталась одна.
Глава 18. Манёвр дамы треф
Беги, девочка, беги.
Сотри ножки до крови.
Солью изрежь их, болью умой,
Только не падай, только не стой…
Ведь за тобой следует кое-кто злой.
Изо рта вырывается колючее облачко пара. Осиный холод до ожогов морозит голую кожу. Но как-то отдалённо, затем резко и близко, волнами то приближаясь, то отдаляясь вновь. Запрокинув голову наблюдаю за кроваво-красным необычайно ярким северным сиянием, загораживающим небесное звёздное полотно. На его фоне деревья совершенно чёрные, и только снег фиолетовых оттенков, переливается подобно миллиардам драгоценных камней. Деревья скрипят, деревья дышат во власти ночных суровых ветров и это единственная песнь ночи. Она завораживает — пальцы непроизвольно перебирают невидимые клавиши. Такое неподвижное обнажённое безмолвие.
Послышался далёкий женский крик, а затем разъярённый дикий вой, стрельба и вот уже несколько волков продолжают начатую мелодию звериной ярости.
— Уходи отсюда, Елена, — раздаётся позади голос Армана. — Слишком рано, это погубит тебя.
— Я здесь уже была?
От звука собственного голоса разболелась голова. Крепко зажмурившись, попыталась унять мушки перед глазами, но только слёзы выступили на ресницах, моментально замерзая на холоде.
Вновь в белом платье, босая, почти синяя от мороза. Но в этот раз всё иначе. Ведь я знаю, что сплю. Обернувшись, вижу Армана: безупречный, стильный, во всём чёрном, не испытывающий холода, любящий, даже добрый. Раньше он никогда не смотрел с такой теплотой! Под его взглядом зимняя стужа отступает, а звуки бойни стихают. В морозной тишине слышится только наше дыхание, только биение сердец.
Несмело дотрагиваюсь до его щеки, а затем убираю руку, прижимая её к груди.
— Почему вижу тебя? Почему ты, а не Лико? Почему чувствую именно тебя?
— Столько вопросов. Ты не меняешься, Елена, — с мягкой укоризной в голосе отвечает он, а глаза смеются. — Потому что с Лико ты на равных. Потому что Лико не делает тебя сильнее. Потому что ты не доверишься ему так, как мне.
— Но я чувствую тепло, просто думая о нём! Мне достаточно знать, что он есть, чтобы быть… спокойной. Разве этого недостаточно?
В моём вопросе двойное дно и мы оба понимаем, о чём спрашиваю на самом деле. Арман подходит совсем близко, берёт онемевшие руки в свои, растирает их, целует, а затем целует в лоб, покровительственно, почти как в детстве целовал отец.
— Есть разная любовь, Елена. В мире волков у триад привязанность имеет границы, где каждый избирает себе свою линию любви. Страстная, резкая, тёплая, нежная, изрезанная, печальная — на любой вкус — как подскажет сердце. Но вы оба родились в этом мире и не знаете, как любить нескольких. Вам больно, вы запутались. Но рано или поздно всё встанет на свои места, — он отпустил руки, а затем заправил непослушную прядку моих волос за ухо и щёлкнул по носу, улыбаясь, почти смеясь.
Здесь он такой открытый. В реальности никогда не видела его таким живым и счастливым. Влюблённым.
— Откуда я это знаю? Тебя здесь нет, ты — это моё подсознание. Моя внутренняя защита, — терпеливо спрашиваю его, поражаясь своим вопросам и своим же ответам.
— Не думай об этом, — посерьёзнел он, а затем перевёл взгляд за мою спину. — Они идут, тебе нужно бежать.
— Кто идёт? — непонимающе спрашиваю, оглядываясь по сторонам.
Ветер усилился, разбивая кокон безмолвия, забираясь в наш уютный мирок. Трещат деревья, падают ветви, стонет земля под порывами разгорающейся бури. Сияние усилилось, стало светло почти как днём. Кроваво-красным днём. Тогда же вижу чёрные фигуры в чаще леса, они медленно, но уверенно движутся в нашу сторону, постепенно ускоряя шаг, срываясь на бег.
Арман обхватил плечи, развернул к себе лицом, почти сталкиваясь носами. Он побелел, выцвел и только глаза, яркие янтарные глаза, неотрывно, с тревогой смотрят на меня.
— Беги, Елена, беги! — кричит он, и всё отдаляется, опять через вату, а в ушах нарастает звон.
Волк притягивает к себе и с силой, до крови целует в губы и отдалённость схлынула, рассыпавшись звонкими снежинками, вернув обратно в зимний северный лес. Как будто проснулась, а он взял и исчез.
Оглянувшись, увидела: стая почти здесь. Сорвалась с места, оставляя за собой кровавые следы — порезы от острого снега. Я бегу так быстро, как могу, разрывая платье, цепляясь волосами за ветви деревьев, царапая лицо, когда они хлестали меня, мешая бежать изо всех сил. Падаю и поднимаюсь вновь, но словно бегу на одном месте, а волки всё ближе и ближе, чувствую их разгорячённое дыхание, смрад кровавых пиршеств, ненасытный волчий голод.
Впереди показался слабый, но постепенно увеличивающийся огонёк. Он как маяк тащит к себе — последний рывок и я падаю на колени, а мимо на большой скорости проезжает автомобиль по занесённому снегом шоссе. И стая вырывается следом из леса, бросается на машину. Визг, как острый, непрекращающийся крик, водитель выкручивает руль вправо и влетает через небольшой овраг в массивное дерево, полностью сминая капот. Негромкий хлопок, в воздух взвилась дымная струйка, быстро превращаясь в плотный, чёрный дым.
Волки подбираются ближе и тогда открывается задняя дверца.
Я не могу оторвать взгляд от происходящего. Сон кажется воспоминанием. Мне знакома эта машина и я предчувствую, кто выйдет из неё. Вдруг раздаётся невыносимо громкий противный звук со стороны водительского кресла — клаксон автомобиля. Он всё набирал и набирал громкость, слепя, заволакивая сон в белёсую паутину.
Тянусь рукой к машине, словно пытаясь разогнать туман, чтобы увидеть, что было дальше, но вместо этого открываю глаза. То, что приняла за автомобильный гудок, — охранная сигнализация.
На усадьбу напали.
***
Открывается нараспашку, со звонким ударом о стену, входная дверь в спальню и на пороге возникает взъерошенный Артём, впуская в комнату слабый свет из коридора. По его лицу скользнула непередаваемая гамма чувств — от облегчения до недовольства. Словно в чём-то опять перед ним провинилась.
— Одевайся! — приказал парень, входя в комнату и подходя к окну.
Слегка отдёрнув занавеску, уставился на деревья с такой ненавистью будто там враги, злодеи и все неприятели мира.
Я потянулась к прикроватной лампе, но громкий окрик остановил:
— Не смей! Быстро одевайся, мы уходим!
— Да что происходит?! — не выдержав, спрашиваю его, выбираясь из постели.
— На лабораторию напали, — сухо ответил он. — Если ты сейчас же не оденешься, пойдёшь как есть!
Поджав губы, пересекла комнату и достала из комода удобную одежду. От нарастающего, а затем стихающего воя сирены, постоянно сбивалась. С трудом натянула джинсы и чуть не надела майку навыворот, а дрожащими пальцами едва-едва смогла зашнуровывать кроссовки. Пристальный нервирующий взгляд Артёма не помогал. Когда закончила, он уже стоял рядом и буквально дышал в затылок.
