— Так, — сказал он, — а где Дэнни?
— Он? Где-то в доме. На улице собираются тучи… Есть хочешь?
Джек с притворным вожделением погладил упругий, обтянутый джинсами зад.
— Как волк, мадам.
— Осторожней, пьянчуга. Взялся за гуж…
— Трахнемся, мадам? — спросил он, не переставая поглаживать. — Паскудные картинки? Неестественные позы?
Когда они проходили под аркой, Джек один-единственный раз оглянулся на коробку, в которой спрятал
(чей?)
альбом. При погашенном свете она превратилась в силуэт, ничего больше. Джек чувствовал облегчение от того, что уводит Венди прочь. По мере того как они приближались к лестнице, страсть становилась все менее наигранной, все более настоящей.
— Не исключено, — ответила она. — Вот сделаем тебе сандвич… Ой-ой-ой! — Она, хихикая, увернулась от него. — Щекотно!
— Разве ж так Джок Торранс хотел бы щекотать вас, мадам…
— Отвали, Джок. Как насчет ветчины с сыром… для начала?
Они вместе поднялись по лестнице, и Джек больше не оглядывался. Но ему вспомнились слова Уотсона:
В каждом крупном отеле имеется свое привидение. Почему? Черт, люди приезжают и уезжают…
Но тут, захлопнув за ними дверь подвала, Венди заперла эту мысль в темноте.
19. Перед двести семнадцатым
Дэнни вспоминал слова другого человека, отработавшего сезон в «Оверлуке»:
Она говорила, будто увидела в одном из номеров что-то такое… в том номере, где случилась нехорошая вещь. Это номер двести семнадцатый, и я хочу, чтобы ты пообещал мне не заходить в него, Дэнни!.. Обходи его стороной…
Дверь оказалась самой обычной и ничем не отличалась от любой другой на первых двух этажах отеля. Покрашенная в темно-серый цвет, она располагалась в середине коридорчика, под острым углом соединяющегося с главным холлом третьего этажа. Цифры на двери выглядели точно так же, как номера квартир в их боулдерском доме. Двойка, единица и семерка. Большая сосновая доска. Прямо под цифрами — крошечный стеклянный кружочек, глазок. Дэнни несколько раз пытался заглядывать в такие. Изнутри видишь большой кусок коридора. Снаружи, хоть мозоль на глазу набей, не увидишь ничего. Грязное жульничество.
(Зачем ты здесь?)
Прогулявшись за «Оверлуком», они с мамой вернулись, и она приготовила его любимый ленч — сандвич с сыром и «болоньей» плюс бобовый суп Кемпбелла. Они ели на кухне у Дика и болтали. Из включенного приемника доносились слабая музыка и потрескивание, музыку передавала станция в Эстес-Парк. Кухня была любимым местом Дэнни в отеле. Он считал, что и мама с папой, должно быть, чувствуют то же — ведь три дня они пытались обедать в столовой, а потом, по общему согласию, расставили стулья вокруг разделочной доски Дика Холлоранна величиной с их стовингтонский обеденный стол и стали есть на кухне. Столовая слишком подавляла. Даже если горел свет, а из кассетника в конторе лилась музыка. Ты все равно оставался одним из троих за столом, который окружали дюжины других столиков, пустых, укрытых от пыли прозрачными пластиковыми скатертями. Мама сказала, что это все равно, что обедать в середке романа Хораса Уолпола[7], а папа рассмеялся и согласился. Дэнни понятия не имел, кто такой Хорас Уолпол, зато прекрасно знал, что, стоило им начать есть на кухне, мамина стряпня стала вкуснее. Он не переставал обнаруживать повсюду мельчайшие отпечатки личности Дика Холлоранна, и они, как теплые прикосновения, придавали ему бодрости.
Мама съела полсандвича, а суп не стала. Она сказала, что, раз и «фольксваген», и тутошний грузовичок на стоянке, Дэнни придется погулять одному. Она сказала, что устала. Если Дэнни считает, что сумеет скоротать время и не попасть в беду, она, может быть, на часок приляжет. Дэнни с набитым сыром ртом заверил ее, что со своей точки зрения — сумеет.
— Почему ты не ходишь на детскую площадку? — спросила мама. — Я думала, она тебе ужасно понравится, там и песочница для твоих машинок, и все прочее…
Он сглотнул, и еда сухим, твердым комком прокатилась по горлу вниз.
— Может, еще понравится, — сказал он, поворачиваясь к радио и крутя ручку.
— А зверюшки из кустов как здорово сделаны, — сказала Венди, забирая у него пустую тарелку. — Очень скоро папе придется пойти подстричь их.
— Ага, — отозвался Дэнни.
(Просто разные гадости… раз — с теми кустами, чтоб им пусто было… что на манер зверей подстрижены…)
— Если увидишь папу раньше, чем я, скажи, что я ложусь.
— Конечно, мам.
Она сунула грязные тарелки в раковину и опять подошла к нему.
— Ты счастлив, Дэнни?
Он простодушно взглянул на нее, над губой красовались молочные усы.
— Угу.
— Плохих снов больше не видел?
— Нет.
Один раз, ночью, когда он уже лежал в постели, Тони приходил к нему, еле слышно звал по имени издалека. Дэнни крепко зажмурился и не открывал глаз, пока Тони не исчез.
— Точно?
— Да, мам.
Кажется, она была довольна.
— Как твоя ручка?
Дэнни предъявил руку:
— Получше.
Она кивнула. Накрытое миской гнездо, где было полным-полно замерзших ос, Джек отнес за сарай в мусоросжигатель и сжег. С тех пор ос они больше не видели. Джек написал в Боулдер юристу, приложив снимки руки Дэнни, и два дня назад получил ответ, из-за чего у него полдня было поганое настроение. Юрист выразил сомнение, что процесс против фирмы — изготовителя дымовой шашки будет успешным, поскольку подтвердить, что все напечатанные на упаковке инструкции были выполнены точно, может только сам Джек. Джек спросил, нельзя ли купить другие шашки и проверить их на тот же дефект. Да, ответил юрист, но результаты будут в высшей степени сомнительными, даже если все контрольные шашки сработают плохо. Он рассказал Джеку о случае с компанией, производящей раздвижные лестницы, и человеком, сломавшим спину. Венди сокрушалась вместе с Джеком, но в глубине души просто радовалась, что Дэнни так дешево отделался. Юридические хитрости лучше было оставить тем, кто в них разбирался, а Торрансы в их число не входили. К тому же с тех пор осы у них больше не появлялись.
— Сходи поиграй, док. Повеселись.
Но он не веселился. Он бесцельно бродил по отелю, заглядывая в чуланы к горничным и в каморки швейцаров, выискивая что-нибудь интересное и не находя, — маленький мальчик, топающий по затканному извилистыми черными линиями синему ковру. Время от времени он пробовал открыть дверь какого-нибудь номера, но все они, конечно, были заперты. Универсальный ключ висел внизу, в конторе, но папа сказал, чтобы Дэнни не смел его трогать. Да ему и не хотелось. Или хотелось?
